– Просто я подумал, что Крепость – это единый живой организм, объединяющий в себе признаки растений и животных. В таком случае Демоны по сути – клетки этого организма, способного мыслить только при полном объединении всех систем.
– Э-э… мысль неожиданная…
– Единственное, чего я не понимаю, – продолжал Костя, с детской непосредственностью не замечая растущего нетерпения физика, – почему Сумасход реагирует на наши мысли как на команды. Мы не Демоны, в кресла не врастаем, мы даже не знаем, для чего созданы рога, которыми пользуемся как мысленными джойстиками.
– Для мысленного управления…
– Но мы же из другой вселенной!
– Матрица вселенной Демонов передала нашей матрице какие-то физические параметры, и мы стали их потомками…
– Тогда на каком уровне должны передаваться генетические признаки? На уровне элементарных частиц – кварков и глюонов? Или суперструн?
Егор Левонович с невольным уважением ощупал глазами оживлённое лицо ботаника.
– Удивительные вопросы задаёте, друг мой! Не встречал ещё ботаника, которого волновали бы проблемы космологии.
– Я ещё яичницу умею жарить, – легкомысленно пошутил Костя. – Так вы всё-таки добейтесь ответа на мой вопрос.
Он показал язык «огуречному» терминалу.
– Сумасходик, не ломайся как девица красная.
Егор Левонович проводил ботаника взглядом и подумал с лёгкой грустью, что таких увлечённых наукой натур среди молодёжи становится всё меньше и меньше.
Ещё раз Костя прибежал в сферу управления через полчаса.
– Жора у вас не появлялся?
Егор Левонович ответил не сразу, так как в данный момент общался с Сумасходом, который наконец снизошёл до объяснений оператору принципа включения «эйфелевой башни».
– Минутку…
– Мне нужен Жора.
– Он на дне…
– Ладно, я сам за ним сбегаю.
– Зачем тебе Георгий?
– Хочу показать ему дрова. Кстати, это вовсе не дрова и не торфяные блоки.
– А что?
Но ботаник уже умчался по коридору к лестнице, по очереди появляясь в поле зрения видеокамер Крепости на каждом этаже.
Редошкина и Мерадзе он обнаружил в коридоре. Оба «терминатора» (у сержанта было забинтовано левое плечо, превращая его в подобие парламентёра) возились у пролома, ведущего в отсек с лифтом и шахтой, сооружая из принесённых с других этажей пустых гробов нечто вроде укрытия.
У Кости загорелись глаза.
– Баррикаду сооружаете? А куда дели трупы Демонов?
– В двух нижних вообще ничего не было, – указал на чёрные параллелепипеды Мерадзе. – А из верхних мы вытащили скелеты. Кстати, там остались ещё два закрытых гроба. Один из них тёплый.
– Покажете?
– Зачем они тебе?
– Надо вскрыть и посмотреть. Вдруг в них начался процесс активации?
– Если бы они работали как морозильники, их температура была бы ниже, чем в кори- дорах.
– А может, принцип гибернации у Демонов был основан не на замораживании тел.
– А на чём?
– На какой-нибудь бальзамической химии.
– Кончай трепаться, академик, лучше помоги.
– Жора, я к тебе. Пошли, посмотришь, какого трицератопса я смонтировал. Я один боюсь включать.
– Командир тебе разрешал его включать?
– Я не спрашивал. Может, надо было у него и в туалет ходить отпрашиваться?
– Может, и надо.
– Вот сам и проси, – фыркнул Костя. – Не хочешь подстраховать, я попробую активировать робота и без тебя.
– Только попробуй!
– Да что вы в самом деле! – вскипел ботаник, – шагу ступить нельзя – спрашивай разрешения! Мы не в концлагере живём!
– Это военная база, мы не все её секреты знаем.
– Уже больше месяца тут ошиваемся, и ничего, всё тихо.
– Пришёл помогать – помогай.
– Сходи с ним, – проворчал Мерадзе. – А то и в самом деле наломает дров. Я тут пока стволы разложу.
Редошкин поскрёб в затылке, покачал головой.
– Вот настырный тип! Ладно, пошли, академик. Мир, я на ушах.
Мерадзе кивнул. «На ушах» означало – рация включена.
Обрадованный Костя припустил к лестнице.
Редошкин, захватив «бластер», последовал за ним.
Растопырчатая глыба черепаховидного «трицератопса» терпеливо ждала своего часа посреди отсека с оружием. Вид у него был далеко не мирный, и Редошкин, обойдя робота размером с быка, проговорил:
– Включить его мы, конечно, можем, но это не простой рабочий механизм, а боевой модуль, и какая в его мозги засажена программа, одному Демону известно.
– Он должен защищать…
– Вот именно, а если так, он тем более опасен. Что, если, обнаружив не своих создателей, а людей, он примет нас за врагов, проникших на территорию базы, и откроет огонь?
– Да ладно, это же машина, она подчиняется приказам…
– Или программе.
– Давай проверим.
– Ничего проверять не будем! Вернётся командир, он и решит.
– Вот же вы ретрограды!
– Уж какие есть, – усмехнулся Редошкин. Подумав, связался с Карапетяном: – Егор Левонович, Сумасход по идее должен знать назначение техники на базе, особенно что касается защитных систем и оружия. Можете выяснить, каковы функции у роботов, похожих на трицератопсов?
– Попробую, – ответил физик.
– Пока он будет пытать комп, могу показать, что я обнаружил на дне Крепости, – предложил Костя.
– В другой раз.
– Да это рядом с отсеком, из которого пробита шахта в нижний лес.
– Хорошо, веди.
Спустились на самый нижний горизонт цитадели, и ботаник завёл спутника в тупик коридорчика, в стене которого зиял оставшийся открытым проём двери.
Отсек был освещён всего одним пятном плесени за дверью, но это не мешало разглядеть ряды штабелей каких-то продолговатых стержней, похожих на колотые дрова. Длина каждого «полена» достигала метра, они были ромбическими в сечении, толщиной сантиметров двадцать, и выглядели так, будто обросли сантиметровым слоем серо-жёлтого мха.
Редошкин дотянулся до верха ближайшей поленницы, снял одно полено, взвесил в руках, уловив тихий бульк. Оно весило не меньше восьми килограммов и, казалось, содержало внутри какую-то жидкость.
– Может, это винный склад?
– Ага, я тоже так подумал, – развеселился Костя. – Сначала решил – дрова, потом – что это торфяные бруски. А внутри булькает.
