Можно говорить, что кто-то тренирует лучше или хуже. Однако именно Алексей Николаевич является основоположником той системы обучения прыжкам, по которой сегодня работают многие тренеры мира. А для своих спортсменов он делает всё. Как на льду, так и вне его.
Его профессионализм, неисчерпаемый оптимизм и чувство юмора становятся двигательной силой всей нашей группы».
Моё открытие Америки
Для себя я открыл Америку спустя 480 лет после Колумба — в 1972 году, когда Советский Союз только начинал предпринимать робкие попытки установить какие-то отношения с Западом. Наш выдающийся фигурист, призёр чемпионатов мира и Европы Сергей Четверухин получил приглашение потренироваться от знаменитого тренера Карло Фасси. По идее, вместе с Четверухиным должен был поехать его наставник — Станислав Жук. Но в тот момент между ними испортились отношения, причём по довольно глупой причине. Попросив у Четверухина как-то покататься на его новом «Запорожце», Жук помял автомобиль в небольшом дорожном инциденте. Тренер, разумеется, обещал ему возместить ущерб, но в итоге взаимная обида. Стали искать, кого послать с Четверухиным, без руководителя в Америку было лететь нельзя.
В те годы президентом нашей федерации была замечательная женщина — Анна Ильинична Синилкина, директор Дворца спорта «Лужники». Я её вспоминаю с неизменной теплотой. Она была вхожа в высокие круги, ведь на трибунах её стадиона в те времена часто присутствовали видные государственные деятели, в том числе наш тогдашний генсек Леонид Ильич Брежнев. Тогда он уже испытывал симптомы возрастной деменции, и врачи порекомендовали ему для повышения тонуса посещение спортивных мероприятий, в первую очередь хоккея. Для подъёма вождя на правительственную трибуну был оборудован специальный лифт на двоих — его и сопровождающего. Служащие «Лужников» рассказывали мне, что Леонид Ильич первоначально не особо разбирался в хоккее и то и дело спрашивал соседей по ложе: «А куда это они все бегут?» — «За шайбой», — отвечали ему…
Так вот, Синилкина предложила мою кандидатуру. Это случилось не сразу, а только после того, как Фасси успел отвергнуть несколько фамилий. Наши спортивные чиновники отсылали Фасси на утверждение имена потенциальных сопровождающих лиц, а Карло чётко знал, что они будут из органов, и своего одобрения не давал. Наконец, была названа моя фамилия. Фасси меня давно знал, помня наши с Тамарой выступления, и сказал: «Мишина давайте». После этого мы поддерживали с Карло добрые дружеские отношения много лет, вплоть до его кончины на чемпионате мира в Лозанне.
И вот мы с Четверухиным отправились в город Денвер в штате Колорадо. Это был мой первый выезд, где я был не как член команды фигуристов, который перед выходом из гостиницы должен был спросить разрешения у заместителя руководителя делегации и найти себе попутчика, ибо вдвоем сбежать труднее, а гостил в семье.
Наша поездка в Америку вылилась в целую эпопею, став наглядной демонстрацией того, с каким трудом приоткрывался «железный занавес» советским людям. На месяц нам выдали на двоих «гигантскую» сумму в 360 долларов, и мы вылетели. На пересадке в Нью-Йорке аэрофлотовцы говорят: «Давайте мы поменяем билеты, чтобы вам долго не ждать своего рейса». Прилетаем в Денвер поздно вечером, вместо того чтобы прилететь утром, и, разумеется, нас никто не встречает. Говорю Сергею: «Давай звонить Фасси». Дрожащими руками меняю какую-то часть выданных долларов, подхожу к автомату, и тут выясняется, что Четверухин забыл записную книжку с его номером телефона. Я думаю: ну не может быть, чтобы тренера олимпийской чемпионки Пегги Флеминг, очень популярного в России, никто не знал в Америке, в его родном городе. Подхожу к стойке регистрации, как могу, объясняю, кто нам нужен, — не в курсе, говорят, не знаем никакого «Фасси-Масси»…
Ладно, беру в будке таксофона справочник «Жёлтые страницы». Открываю — нет там Фасси, зато — ура — есть телефон катка. Бросаю монетку, набираю номер, мне отвечает девушка с приятным голосом: «Здравствуйте, тренировочные занятия на нашей ледовой арене проходят с такого-то по такое-то время…» Я говорю: «Девушка, милая, мне не нужно расписание, мне бы найти тренера Карло Фасси». А она опять за своё. Позвонил на другой каток — не менее приятным голосом другая девушка зачитывает расписание тренировок, не понимая моего английского. После третьего звонка я понял, что говорю с автоответчиком, о существовании которого я узнал именно тогда.
Сидим дальше. На дворе — ночь. Решили выпить по бокалу пива. Но и тут всё оказалось не так просто. В свои 26 лет Четверухин настолько молодо выглядел, что пришлось показывать паспорт — зачем, мы не сразу поняли…
Меня тем временем не покидала мысль о том, что номер телефона такого известного человека, как Фасси, всё же должен быть где-то зафиксирован. И вот на стойке регистрации улыбчивый темнокожий парень советует: «Возьмите дополнительное приложение к „Жёлтым страницам“, может, там есть». И подаёт тоненькую такую брошюрку. Точно — есть! Через 30 минут за нами прилетели машины, и томительное ожидание в аэропорту завершилось.
Меня как тренера в нашей делегации считали главным, поэтому предполагалось, что я буду жить в доме президента клуба, а Четверухин — в доме у Фасси. Но перед отъездом со мной провели инструктаж: «За границей, если в поезде женщина с вами в купе одна — выходите и сидите в тамбуре. Вас могут обвинить в сексуальных домогательствах, смотрите в оба. Опасайтесь провокаций, опасности — на каждом шагу». Я думаю: вот они и начались, провокации, поодиночке нас обрабатывать станут. «Нет, — говорю, — мы будем жить только вместе». А сам в шутку подумал: в случае агрессии со стороны забаррикадируемся шкафами. В общем, инструкцию я не нарушил — стали жить вместе.
С пребыванием в доме Фасси связано несколько занятых коллизий, которые я сейчас вспоминаю с долей доброго смеха над самим собой.
Дом его показался нам тогда огромным и шикарным — в нём был цокольный, первый и мансардовый второй этаж, на котором и располагалась наша комната. Сейчас я понимаю, что на самом деле домик был довольно скромным. Так как в нём находился маленький ребёнок Лоренцо, младший сын семейста Фасси, вечером нужно было соблюдать тишину. Поэтому концерты Фрэнка Синатры, которого очень любил Четверухин, мы смотрели без звука. Слышимость в типичном американском фанерном доме была отличной.
По приезде Карло нас предупредил: «На завтрак мы много не едим, ограничиваемся бутербродами и кофе. Но если вы днём или вечером захотите пить, открывайте холодильник — там есть напитки». Надо понимать, что ни кока-колы, ни пепси-колы в СССР тогда не было, поэтому всё это нам, разумеется, казалось напитками богов. Однажды вечером, когда банки стандартного размера закончились, Четверухин принёс из холодильника упаковку, в которой находилось шесть небольших баночек. Мы их выпили, напиток оказался соком с мякотью. Не сказать, что он произвёл на нас сильное впечатление, но пить что-то надо было. Где-то в пять часов утра тишину разорвал крик ребёнка — маленький Лоренцо кричал, как сумасшедший, — хотел кушать. Так мы поняли, что выпили единственное детское питание, которое было в доме. Лоренцо орёт, никто не спит, в холодильнике для ребёнка ничего нет, грудь мамы пуста, на часах — пять утра, магазины закрыты — в общем, сами понимаете…
