Она повесила трубку. Я не пыталась перезвонить ей, потому что знала, что это бесполезно. Также я знала, что то, что только что произошло между нами, не заживет. Воспоминания об этом до сих пор причиняли боль, они были слишком глубоко во мне, чтобы от них можно было запросто избавиться.
Все это время я винила Пейдж и маму в том, что из-за их ссор мы отдалились друг от друга. Я никогда даже не думала, что истинной причиной всему этому была я.
Пеппер
На следующее утро я проснулась с чувством, словно меня сбил автобус. Мне удалось поспать часов пять, но интернет бодрствовал даже в это время. Прежде чем полностью открыть глаза, я увидела, что не было ни одного звонка или сообщения от Пейдж – это беспокойство было полностью забыто, когда я увидела моменты в «Твиттере», новую статью «Хаб Сида», видео Жасмин Ян и еще несколько популярных сайтов, пестревших мемами со мной. Люди стали в фотошопе заменять логотип «Высшей лиги бургеров» на пакете на другие – например, на логотип недавно вышедшего фильма о супергероях. Затем люди стали добавлять надписи вроде «твое мнение в “Твиттере”». Фотография распространилась с такой скоростью, что я увидела комментарий: «наткнулся на этот мем 15 раз за одну минуту».
Про это даже написали статью на сайте «Знай свой мем», рассказывающую об истоках этого мема, который получил название «Блюющая девочка».
Десять очков за оригинальность.
Я даже не думала о том, чтобы вбить свое имя в поисковую строку в «Гугле», чтобы посмотреть, что выйдет по запросу. Я натянула одеяло на голову, как мы с Пейдж это делали, когда были маленькими, и закрыла глаза, желая исчезнуть между простынями или проснуться и обнаружить, что все это – просто кошмар, вызванный перееданием выпечки.
В дверь постучала мама. Я никогда прежде не видела ее такой истощенной. Она уже была собрана на работу, но ее состояние не соответствовало внешнему виду, как будто кто-то насильно одел и накрасил ее. Она не выглядела разозленной, поэтому я совсем не ожидала, что она скажет:
– Позвонил твой директор. Ты отстранена от занятий на два дня.
– Я что?
Она стояла в дверном проеме.
– Тот мальчишка признался в том, что сделал то приложение, о котором директор писал на электронную почту. Ракер сказал, что ты намеренно утаивала эту информацию, чтобы защитить его.
Я стиснула зубы и встретила ее взгляд так, словно я не лежала в пижаме на кровати, а была с ней на равных.
– Что ж, тогда, получается, сегодня я не иду в школу.
Мама на секунду опешила, но быстро пришла в себя.
– И это все, что ты можешь сказать?
Я не могла поверить, что она разговаривает со мной сейчас в таком тоне, как будто не по ее вине сейчас по интернету гуляет мем, сделанный из моей фотографии.
– А что насчет тебя, мама?
– А что насчет меня? – Она все еще стояла в дверях, как будто она вампир, которому нужно разрешение, чтобы войти в комнату. – Я знала, что этим все и закончится, поэтому пыталась тебя остановить. И сейчас ты поставила под угрозу все свое будущее из-за какого-то глупого мальчишки.
Я встала, ярость билась под моей кожей, как электрический ток, и я чувствовала, что должна остановиться сейчас, но это кажется слишком уж большой уступкой.
– Для человека, которого заботит мое будущее, тебя не сильно волнует, что из-за тебя я стала посмешищем всего интернета.
Она покачала головой.
– Что за чушь ты…
– Мы с Джеком закончили эту войну в «Твиттере». Начинать ее было в принципе не самой лучшей идеей, но потом она перешла на личности, и мы закончили ее. Однако тебе было жизненно необходимо написать еще один глупый, жалкий твит, правда, мама?
– Никто не просил тебя переходить на личности, я и говорила тебе, что не надо…
– Но причина это войны была личная, мама. Как для меня, так и для тебя, потому что «Мамины тосты» встали у тебя на пути не случайно, верно?
Мама скрестила руки на груди, в этот момент она выглядела так, словно с трудом сдерживала гнев. Она поджала губы, ее взгляд сверлил пол, и, когда стало ясно, что немедленного ответа не последует, я продолжила говорить:
– В любом случае более личной эта война уже не станет после того, как брат Джека ответил на твой твит моей фотографией, которая теперь покоряет интернет. И это настолько ужасно, что я рада, что меня отстранили от занятий.
Это определенно привлекло ее внимание.
– О чем ты говоришь?
Я взяла свой ноутбук с другого конца кровати, где я его оставила, и открыла браузер с дюжиной оставленных вкладок с мемами, постами с «Тамблера» и несколькими сайтами, которые стали настолько глубоко копаться в нашей личной жизни, использовав даже старые фотографии с аккаунта Пейдж на «Фейсбуке», что от этого было просто мерзко. Мама села на край кровати, и я наблюдала, как она просматривает все это, и испытывала садистское наслаждение от того, как на ее лице угрюмость сменяется шоком.
Она закрыла ноутбук и положила на него руки.
– Я должна спросить. Ты правда пьяна на той фотографии?
– Господи, мама. Конечно же нет. Это было пищевое отравление.
Она кивнула, и я знала, что она верит мне. Потом она посидела какое-то время неподвижно, обрабатывая полученный шквал информации. Я видела на ее лице знакомое выражение, которое говорило о том, что проблема есть и она пытается найти способы ее решения, но оно не задержалось надолго. Потому что мы обе знали, что мы ничего не можем с этим поделать.
– Я уверена, это забудется через…
– У меня на телефоне голосовые сообщения от национальных издательств с просьбой прокомментировать эту ситуацию, мама. Это никогда не закончится.
Наступил шаткий момент, когда могло произойти что угодно. Мы не привыкли ссориться, поэтому ни у одной из нас нет сценария, которому нужно следовать, нет очевидных движений, по которым можно определить следующее. Но меньше всего я ожидала, что она просто решит встать и выйти из комнаты.
– И куда ты собралась?
Она замерла в дверях. Мама стояла ко мне спиной, но, чтобы ответить, повернула голову так, что я увидела часть ее подбородка.
– Поговорить с твоим директором, чтобы он отменил отстранение, пока оно не попало в твое личное дело.
– Но, мама…
– И когда я разберусь, что происходит там… Нам надо будет поговорить.
Затем она полностью развернулась, такая же жесткая, как когда ей приходилось иметь дело с Пейдж. И это ранило сильнее всего.
– Ага. Поговорим позже, Ронни.
Это, пожалуй, был худший, но самый эффективный удар, который я могла нанести ей. Обычно мама настолько невозмутима, что даже не вздрогнула, когда ее чуть не сбило такси. Но это прозвище, кажется, ударило ее в то место, которое ей никогда прежде не приходилось защищать.
