А, может, на месте ваших жалких лачуг наместники из Рима тоже построят дворцы с мраморными колоннами, ты не думал об этом? Когда-нибудь римляне ослабеют и покинут ваши земли, но их постройки останутся у вас навсегда.
— Я-то живу сейчас. И мои дети тоже.
— Что стало с твоей семьей? Они… Дакос, они погибли?
Я затаила дыхание, ожидая ответа, но мужчина меня несколько успокоил:
— Надеюсь, родичи успели укрыться в ущелье. Мы знали о нападении заранее, но не могли противостоять легиону, нас было слишком мало.
За разговорами мы подошли к развилке двух улиц. В угловом доме располагалась большая таверна, а рядом что-то вроде заведения для игры в кости и прочие азартные развлечения. Ночами это место вполне могло служить лупанарием, то есть борделем.
Но из таверны доносились аппетитные запахи и мы решили заглянуть внутрь. По виду — это было обычное кафе: просторная зала и столики для посетителей. В углу печь для выпекания лепешек и хлеба. На мраморном прилавке рядышком уже остывают несколько свежих круглых караваев со специальными бороздами от центра до краев, для того, чтобы удобнее было разламывать хлеб на восемь ровных частей.
Дакос, кажется, увидел знакомого — поднял руку в приветствии и ему ответил таким же жестом бритоголовый мужчина с мощной, «бычьей» шеей. Он сидел за столом с женщиной, чье декольте позволяло всласть полюбоваться ее загорелыми прелестями, стоило хозяйке платья слегка наклониться вперед. Бритоголовый внимательно оглядел меня с ног до головы и одобрительно поцокал языком, я вопросительно взглянула на своего спутника и тот снисходительно улыбнулся.
— Ты одета ярко и пестро, словно женщина, что хочет привлечь к себе внимание. Но рядом со мной тебе не грозит ничье любопытсво.
А я вспомнила еще предупреждение Клодия о том, что благородные римлянки носят обычно однотонную белую, зеленую или лиловую одежду. Мне стало чуточку неловко, но я быстро справилась со смущением. Да и какая из меня «благородная госпожа»…
Фигуристая женщина средних лет, видимо местная официантка, поставила перед нами еду, что заказал Дакос: свиное мясо на шпажках, соленую кильку, жареную рыбу и овечий сыр. Да, еще принесли вяленый инжир и оливки. И, конечно, подогретое вино с пряностями. Вино Дакос выбирал по своему вкусу, убеждая меня попробовать. Но я была настороже, это место мне казалось очень подозрительным. А потом некоторые мои опасения подтвердились. Пока мы приступали к трапезе, бритоголовый и его спутница закончили с обедом и мужчина подошел к хозяйской стойке, бросил на прилавок медную монету, показывая пальцем на потолок.
Невысокий, но плотный хозяин таверны равнодушно кивнул, и тогда бритоголовый обернулся к своей подруге, игриво подмигивая ей. Та немедленно поднялась с места и, взявшись за руки, они вместе удалились по лестнице на второй этаж, откуда вскоре стали доносится весьма громкие стоны и ритмичный стук деревянного края ложа о бетонную стену. Дакос улыбался, поглядывая на меня, разрывал крепкими зубами мясо, прихлебывал вино. У гладиатора было отличное настроение. А я скользила взглядом по стенам заведения и замечала все те же непристойные картинки — фрески с видом обнаженных любовников вперемешку с певчими птицами, музыкальными инструментами и блюдами, полными фруктов. Да уж, веселенькое местечко, ничего не скажешь!
А потом я прочла над порогом таверны красноречивую надпись: «Любовникам, словно пчелам, жизнь здесь кажется медом». Великолепно!
— Ты нарочно меня сюда привел, да? Озабоченный! Если у тебя есть деньги, возьми себе женщину, на это даже у Клодия мелочи хватало. Недорого же здесь ценится наша сестра…
— Я не хотел обидеть тебя, Наталия. Я не считаю это место дурным, а кормят тут, и правда, отлично. И женщина мне нужна не из тех, что можно купить за деньги.
— О, я не спорю, не спорю… Поедим и сейчас же уйдем отсюда.
— Как пожелаешь.
Дакос ничуть не преувеличивал — нежное мясо, заранее замаринованное в душистых травах, просто таяло во рту, молодой сыр был превосходен и соломенного цвета вино не обжигало гортань, а лилось свободно, оставляя терпкое послевкусие и кружа голову. Скоро и мне стало весело… И я уже без всякого смущения разглядывала фрески, посматривала на все прибывающих посетителей, на рабов, снующих туда-сюда с полными амфорами. Мне хотелось праздника, хотелось танцевать и петь.
И даже Дакос с каждой минутой становился симпатичнее, и если бы не голубые глаза Гая Мария, я бы пожалуй, даже не отказалась сегодня вечером от эротического массажа в исполнении бывшего гладиатора. А, собственно, почему я должна от чего-то отказываться?
Гай меня, грубо говоря, попросту «отшил», дал понять, что не хочет иметь со мной никакого дела, а мужчина, что сейчас сидит напротив меня, в любой момент готов доставить мне любую радость. И я думаю, он на многое способен в этом смысле. Поживешь в Риме, еще и не такому научишься… Но, надо держать себя в руках и помнить, что я все-таки Хозяйка, а не какая-то там разнаряженная доступная женщина.
— Дакос, я думаю, нам уже пора!
— Как пожелаешь, Госпожа, все, что ты пожелаешь…
Глава 12. В тени олив заброшенного храма
Тебе бродить по солнечным лугам,
Зелёных трав, смеясь, раздвинуть стены!
Так любят льнуть серебряные пены
К твоим нагим и маленьким ногам.
Проходишь ты, и мысль твоя томится:
Ты ждёшь любви, как влаги ждут поля;
Ты ждёшь греха, как воли кобылица;
Ты страсти ждёшь, как осени земля!
Н. Гумилев
Дакос расплатился и мы покинули таверну на развилке двух улиц. Людей на ближайшей площади стало заметно меньше, сейчас время обеда и скоро закроются лавки. Мы немного понаблюдали, как торговец рыбой выловил из огромного чана еще живого сибаса и торжественно вручил его пожилому мужчине в серой тунике раба. А потом наше внимание привлекло пышное шествие, сопровождающееся пением и своеобразной музыкой.
На торговую площадь вышла небольшая группа людей в белых длинных одеждах, похоже, это были жрецы какого-то иноземного культа. Ого! Женщина с распущенными волосами, что шла впереди, держала в руках живую кобру. Немудрено, что народ расступался перед ней, давая дорогу. Высокий худой мужчина, идущий следом за «змееносицей» бережно нес над головой деревянную ладью. А служители рядом заунывно пели, звеня кимвалами.
— Это жрецы Изиды. Египтяне… Они несут ладью, чтобы спустить на воду, в память об умершем и воскресшем Осирисе. Эта история случилась когда-то на берегах Нила. Бог Солнца — Осирис был коварно убит своим братом, Богом тьмы, бури и непогоды. Его звали Сет. Но Изида — Богиня плодородия и материнства нашла останки тела своего возлюбленного и смогла вернуть его к жизни.
Мы обернулись на пожилого, степенного раба, что только что приобрел рыбу. Он с чего-то вдруг надумал нас просветить и я задала вопрос:
