— Хотелось бы попробовать.
— У меня уже ничего не осталось, — я развела руками. — Вчера допила последнюю бутылку.
Женя чуть поднял брови.
— Вчера был крайний случай?
Я поняла, что снова сказала то, о чем лучше было бы промолчать, поэтому опустила глаза и покраснела, ничего не ответив.
— Тогда… — выдержав паузу, продолжил Женя. — Может, попробуем забыть вчерашний вечер? Яхта ещё не отплыла.
— А нас на нее пустят?
— Пустят. Идем.
— Но… — я растерялась. — Мне нужно привести себя в порядок. Переодеться. Причесаться хотя бы.
— Тогда поезжай домой, а я разберусь с кое-какими делами и заеду за тобой вечером. Договорились?
— Так точно! — я заторопилась было на выход, как у двери кое-что вспомнила и вернулась к столу. — Бусинки забыла.
— А тебе идут браслеты, — заметил Женя, бросая мне завязанный пакетик. — У тебя тонкие и очень изящные запястья. Даже безделушка привлекает внимание.
— Да это не браслет вовсе. Обычная резинка, — я замялась, рассматривая бусины, перекатывающиеся под целлофаном. — И… Женя… Спасибо.
— Всегда пожалуйста, детка. Всегда пожалуйста.
Я прождала Женю до позднего вечера. Босс, конечно, позвонил и сказал, что задерживается, но только позже выяснилось, что не пятнадцать минут, а на три часа. К яхте мы приехали ближе к одиннадцати. Женя взял такси, да не какое-нибудь, а премиум.
Короче, хорошо, что ехали ночью, потому что вечно жалующиеся на нас хозяйке и управляющему ТСЖ соседки не пережили бы майбаха у подъезда. Чего доброго сочинили бы сказку, что за мной приезжал какой-нибудь бандит. Одна особо одаренная все порывалась позвонить нашим родителям и доложить им о разгульном образе жизни детей. И если раньше под раздачу попадал Пашка, то теперь и про меня за глаза вещали, будто каждую ночь я вожу к себе разных мужиков.
Женя всю дорогу говорил по телефону — обсуждал целесообразность строительства здания в какой-то закрытой зоне. Так как меня разговор не касался, я отвернулась к окну и смотрела на пролетающие мимо огни фонарей. От видов ночного города меня начало клонить в сон, поэтому, когда мы подъехали к причалу, я едва могла справиться с зевотой.
Женя вышел первым, придержал для меня дверь и подал руку. Я надела то же платье, что и вчера, с открытой спиной, и Шершнев, нетерпеливо притянув меня к себе, поцеловал мое обнаженное плечо, рукой проведя от лопаток до бедер. Меня будто током ударило. Я получила мощнейший заряд бодрости и теперь была готова на подвиги.
— Иди за мной, — прошептал Женя, отстраняясь и беря меня за руку.
На причале, где в ожидании владельцев и их гостей скучали яхты и катамараны, горел один-единственный фонарь. Со всех сторон неслись сюда музыка и веселые голоса отдыхающих. Я вспомнила вчерашний вечер и крепче сжала руку Шершнева. Он обернулся и улыбнулся мне, по-своему истолковав мое движение.
— Не бойся, не упадешь.
Ну, один раз я все-таки упала — споткнулась на трапе и, вскрикнув, оказалась в объятьях босса. Он приподнял меня над палубой и, развернувшись, поставил на ступеньку ведущей наверх лестницы. Я коснулась его здоровой щеки, и Шершнев, прижавшись к моей ладони, на мгновение закрыл глаза. А потом вздрогнул и, будто обжегшись, отстранился. Я недоуменно посмотрела на него.
— Каюты внизу, — бросил босс, отворачиваясь. — Спускайся и ищи самую большую, а я скоро приду.
Вздохнув, я пожала плечами и, спустившись с лестницы, отправилась на поиски нашего "шалаша".
Спален оказалась три, причем одна — забитая игрушками и с двумя маленькими кроватями. Я улыбалась, оглядывая этот милый уголок. На работе говорили, что зам был женат, но о детях никто не упоминал. Я прикрыла дверь, представляя, как суровый Алексей Алексеевич сюсюкается с малявками и, похихикав, пошла дальше. Точнее, развернулась, так коридор был очень коротким и узким.
Во второй каюте имелись одноместная кровать, бар и столик. Тесная и неуютная конура. Приют для одиночки, не иначе. Зато третья спальня выглядела просто роскошно — огромная кровать на пьедестале, лежанка с подушками перед иллюминаторами, рампа с огнями в нише, где располагалась барная стойка и кресло перед ней. Сбоку, в коротком коридорчике, обнаружилась узкая дверь, за которой располагался санузел — туалет, раковина, кулер и душ. Я остановилась перед зеркалом, решив поправить макияж. Вроде бы, это не заняло много времени, но когда я вернулась в каюту, Женя уже сидел в кресле. С ноутом на коленях.
Я тряхнула волосами и, пройдя в комнату, выключила общий свет. Освещенной осталась только барная стойка.
Женя, не поднимая головы, произнес:
— Секунду, детка.
Мне не нужны были секунды. Я хотела его внимания сейчас и до утра. Мне это обещали.
Я на цыпочках прошла к креслу и, встав за спинкой, вытянула руки. Осторожно касаясь плеч и шеи моего мужчины, стала расстегивать верхние пуговицы на его рубашке. Пиджак он, конечно, уже снял, и тот черной тенью темнел на лежанке.
— Аня, мне нужно срочно… — начал было Шершнев.
— Я не помешаю, — прошептала я, кладя ладони на его обнаженную грудь. — Просто немного… побуду близко.
Женя сглотнул и, решительно закрыв ноут, довольно бесцеремонно бросил его на пол. Поймал меня за запястье и потянул к себе. Я не стала садиться ему на колени, заупрямилась, вырывая руку.
— Чего ты хочешь? — тихо спросил Шершнев, отпуская меня.
— Помочь тебе расслабиться, — я оперлась коленом о кресло между его ног и продолжила раздевать его. Распахнула рубашку, расстегнула ремень. Женя молча наблюдал за мной из-под полуопущенных век. Я провела руками по его телу, от плеч до живота, наслаждаясь рельефностью и крепостью мышц. А потом, подавшись вперед, повторила путь своих пальцев губами. Женя вздрогнул и шумно выдохнул, когда я добралась до молнии на брюках и опустилась перед ним на колени.
Никогда ещё ночь не казалась мне такой длинной. Мы, кажется, и не засыпали вовсе. Только иногда, уставшие и разгоряченные, на мгновение расцепляли объятья и проваливались в некое беспамятство, сродни трансу. Вот так, оказывается, можно пьянеть от страсти. От любви ли? Здесь я могла говорить только за себя.
