— Мы уже уходим, — произнес Женя.
— Да нет, отдыхайте. Я им сказал, что ты тут. Они рады до визга.
— Ясно, — сухо ответил Шершнев. — Тогда побудем ещё часок.
— Сазонова, — Алексей Алексеевич подмигнул мне. — Плюс пятьсот процентов к интенсивности за квартал.
— Леш, катись.
Дверь за замом захлопнулась. Я опустила глаза, потому что теперь плакать хотелось от стыда и обиды.
— Леха — хреновый шутник, — заметил Женя. — Не обращай внимание.
Я молча кивнула, а потом подняла голову и в упор спросила.
— Ты же не доплачиваешь мне за то, что я с тобой сплю?
— Я доплачиваю тебе за то, что ты работаешь сверх нормы.
— Ясно.
Женя помолчал, а потом, швырнув скомканную салфетку на тарелку, заговорил злобно и резко.
— Теперь понимаешь, почему я не хочу, чтобы на работе о нас знали? Этот тип, — Женя указал на дверь. — Мой лучший друг, и его подколы безобидны. Балабол, не больше. Да только не все в нашей компании бросают слова на ветер. И найдутся те, кто намеренно будет усложнять тебе жизнь, считая, что к успеху ты идешь через постель.
Я посмотрела на браслет.
— Я поняла тебя. Ты — босс, тебе виднее.
— Аня. Я просто лучше их знаю.
— А я тебя не знаю вообще, помнишь?
Он шумно выдохнул, будто отпуская свою ярость, но больше ничего не ответил. Толкнул мне тарелку с блинчиками, а сам принялся за сэндвичи. Завтрак мы доедали в тишине.
Я допила свой кофе и ушла в душ — привести себя в порядок. Когда вернулась, Жени в каюте уже не было. Я оделась, закрепила волосы и, покрутив на запястье браслет, направилась к выходу. У двери обернулась, оглядела беспорядок, нами устроенный и, вздохнув, вышла в коридор.
Ночи оттого и хороши, что не нужны слова. Днем же тишина обесценивается.
— Ой, — не успела я ступить на палубу, как в меня врезалась девочка лет пяти. Смешная, с двумя светло-русыми косичками и веснушчатым носом.
— Др-р-расьте.
— Привет.
— А вы кто? — девчонка как-то очень строго посмотрела на меня.
— Гостья, — осторожно ответила я.
— Папина?
Ещё чего не хватало!
— Нет, Евгения Александровича.
— А-а-а, — протянула девчонка. — Тогда хор-р-рошо. Мама!
И, взяв меня за руку, потащила на нос яхты.
— Мама! У дяди Жени теперь есть подружка!
На палубе, у трапа, прислонясь к поручню, стояла женщина, высокая фигуристая блондинка. На зов девочки она медленно повернула голову и недовольно поджала губы.
— Чего ты орешь, как будто тебя режут? — процедила незнакомка.
В зеркальных стеклах очков отразилось мое недоуменное лицо.
Девочка, резко остановившись, пристыжено опустила голову.
— Прости, мам. Эта тетя с дядей Женей.
— Хорошо, что не с твоим папашей, — блондинка посмотрела на меня поверх очков. — Очень приятно. Анастасия.
Девочка отпустила меня и, метнувшись к женщине, обняла ее за колени. Незнакомка продолжала оглядывать меня и ждала ответа.
— Аня, — коротко отозвалась я.
— Так вы с Женей?
— Да, — после секундной заминки ответила я.
— Они же развелись с Марго, верно? Им обоим повезло.
— Не понимаю, о чем вы.
— Что детей не делили, — процедила Анастасия и, опустив очки, крикнула. — Леша, я опаздываю!
Из рубки выглянул Алексей Алексеевич. В футболке и шортах он грозным совсем не казался, а перед женой и вовсе как-то стушевался.
— Когда заберешь? — спросил, пряча глаза.
— Вечером, как договорились.
— Мам, а можно мы ночевать тут будем.
— Нет, — резко прозвучал ответ. — Солнышко, иди к дяде Жене и Тоше.
Девочка чмокнула наклонившуюся к ней мать и побежала мимо рубки, на корму. Я последовала за ней, не желая быть свидетелем разговора, который явно был неприятен обоим.
Пройдя пару метров, мы оказались перед помещением, соседствующим с рубкой и разительно отличающимся от нее. Оно было выполнено на манер того плавучего ресторана, где мы отмечали день строителя — открытое со всех сторон, только занавеси колышутся на ветру. Тут располагались диван, длинный стол с одиноким пустым блюдом, телевизор и кресло. Девочка у самого входа вдруг сбавила шаг и вошла в помещение осторожно и на цыпочках. Я последовала ее примеру и у дивана замерла, увидев, кажется, самую милую картину в своей жизни. По кокпиту туда-сюда ходил Женя. И он был не один. Как обезьянка на нем, обхватив руками и ногами, висел карапуз лет двух, в коротких шортиках, из-под которых выглядывал подгузник, длинной синей майке и полосатой кепке. Мальчик спал, приоткрыв ротик.
Девочка чинно села на краешек дивана и шепотом доложила.
— Мама уезжает
— Я так и понял, — в тон ей ответил Шершнев и, заметив меня, кивнул на свою драгоценную ношу. — Знакомьтесь, мой крестник Антон. У меня на руках сразу вырубается.
— А где арбух? — спросила девочка.
— Арбуз сейчас принесет твой отец. Ты познакомилась с тетей Аней?
— Просто Аней.
Девочка обернулась ко мне.
— Я — Лида. Лидия Алексевна.
— Очень приятно, — ответила я, не сводя глаз с Шершнева и садясь рядом с новой знакомой. — А тебе сколько лет?
— Ой… — девчонка растерялась. — Пять и один.
— Шесть, — снова подсказал Шершнев.
В кокпит зашел хмурый Алексей Алексеевич. Глянул на Женю и покачал головой.
— Зря ты его укачал… Обедом ещё не кормили.
— Проснется — покормим, — ответил Женя, отворачиваясь.
— Положи его в кресло. В каюте проснется один — испугается. Лида, принеси одеяло снизу.
— Я одна боюсь! Вдруг с лестницы упаду!
— Пойдем, — я поднялась и протянула ей руку. — Я с тобой.
Алексей кивнул и полез под стол. Уже отойдя, я обернулась и увидела, как у пустого блюда появились несколько бутылок пива.
— А мама с папой развелись, — сообщила мне Лида, когда мы спустились в каюту.
— Такое бывает.
— Мама говорит, папа ее не любит. А вы дядю Женю любите?
— Наверное, да.
Девочка нахмурилась.
— А "наверное" это как?
— Это значит, что я ещё не уверена.
— А так можно?
