— Не бери в голову, Анечка, — услышала я ее голос. — Этот спектакль давно не премьерный. Женя, ты с чем виски будешь?
— Женя, — я тронула его руку. Он вздрогнул и, отведя взгляд от двери, отрешенно посмотрел на меня. — Не расстраивайся. Она несла совершенную ахинею.
— Да… Ахинею… Прости… — он снова сжал мою ладонь. — Может, поедем домой?
— Я не хочу оставлять твою маму одну.
— Да, наверное. Идем.
Женя прошел вперед, а я проводила его встревоженным взглядом.
Сколько раз эти самые слова об одиночестве и ярме повторяла ему Инна? Зачем? От чего она хотела его защитить? Как глупа была ее слепота, ее гипертрофированная любовь к своему племяннику! Она оберегала его от всего, даже от счастья, за которое он готов был бороться. Сам.
— Женя, — позвала я. Он обернулся. — Я тебя люблю.
— Я знаю, — он слабо улыбнулся. — И я тебя.
Мы вернулись в столовую. Женя старался вести себя как ни в чем не бывало, и наша беседа снова стала непринужденной, простой, но интересной во многом благодаря его хорошему настроению. Он шутил, рассказывал всякие байки со стройки, а Светлана счастливо улыбалась, глядя на сына. Меня удивило, что Александр Геннадьевич так долго не возвращался. Прошло, по крайней мере, минут двадцать прежде, чем он зашел в столовую, хмурый и злой. Никто не спросил его об Инне, да он, похоже, и не собирался говорить. Сел на свое место и плеснул себе виски. Женя искоса посмотрел на отца и, под столом положив руку мне на колено, произнес:
— Спасибо большое, но нам, наверное, пора.
— Может, останетесь ночевать? — предложила Светлана.
— Нет, спасибо, мам. Завтра много дел. Я оставлю машину у вас, а утром заберу.
— Как скажешь, — буркнул отец.
Женя вызвал такси, и его родители вышли к воротам нас проводить.
— Жду тебя в гости почаще, — Светлана напоследок ещё раз обняла меня. — Я так рада, что ты у нас теперь есть.
Из-за ее плеча я увидела, что Женя говорил с отцом. Александр Геннадьевич выбросил недокуренную сигарету в грязь и ушел в дом. Женя не повернулся к нему больше. Сразу двинулся ко мне.
— Спокойной ночи, мам. Все было очень вкусно.
— Спокойной, дорогой. И не обращай внимания на чужую злость. Ты знаешь её истоки.
Мы сели в такси, и я едва сдержала облегченный вздох. Ну и вечер.
— Не слишком мы испортили тебе настроение? — спросил Женя, притягивая меня к себе. Я положила голову ему на плечо. Сразу потянуло в сон.
— Нет, все прошло хорошо. Почти хорошо, — я вздохнула и решилась на откровенность. — Прости, но я не могу понять Инну. Она чокнутая или как?
— Не знаю. Может быть, — он отвернулся к окну. — Она часто мне помогала, даже когда я сам этого не хотел. Не могу на нее злиться, и все тут. Все эти ее выпады, агрессия — от ее потребности кого-то защитить. Понимаешь… Своей семьи у нее нет, потому что она всю жизнь любила моего отца.
— Хм… Как брата?
— Нет, — Женя покачал головой. — Они сводные, не родные. И я с точностью без погрешностей могу сказать, что она его любит. До сих пор.
— Поэтому она так трясется над тобой, — я поджала губы. — Это вообще ненормально. А твоя мама знает?
— Знает. И отец знает. Он ее жалеет. А мать… Мать всегда чувствует превосходство над ней. Поэтому Инна любыми способами пытается повлиять на мою жизнь. Чтобы доказать, что она лучше.
— Она точно больная.
— Да нет же… Одинокая. Не любимая.
— Женя… А то, что она сегодня говорила… — я положила руку на его грудь и, приподнявшись, заглянула ему в лицо. Он не отводил взгляда от темного окна такси. — Ты все слышал?
— О ярме и одиночестве? Да.
— И что думаешь?
— Что она неправа.
Я вскинула брови. Слишком этот ответ был похож на отмашку.
Женя посмотрел на меня и, улыбнувшись, погладил по щеке.
— Не думай о ее болтовне. Не бери в голову. Она сказала это от безысходности. Иногда, когда ты кого-то сильно любишь, ты пытаешься защитить его всеми возможными способами.
— Даже причиняя ему боль? — спросила я.
— Даже. Потому что эту боль он выдержит, а ту, от которой его пытаются защитить — нет.
Я опустила глаза. Что значили эти слова в его понимании? Что для него большим ударом станет наше одиночество или…
— Инна смотрит со своей колокольни, — перебил мои мысли Женя. — И суждения ее субъективны. Она не хочет понимать, что семья для кого-то — это тоже счастье, не осознает, сколько может вынести человек, чтобы его создать. Она понятия не имеет, на что готов я.
— Мы, — поправила я.
— Мы, — согласился Женя и поцеловал меня в висок.
Больше о выпаде Инны мы не вспоминали. О нем она напомнила мне сама.
Последние дни перед выходными Женя был нарасхват, и мы почти не виделись. На работе я помогала Марине сдать дела до ухода в декрет. Хотя мне проектов тоже привалило, но я научилась разгребать завалы, планируя свой день с вечера. Про тайм-менеджмент мне рассказал Женя — кое-что объяснил, кое-что скинул в виде видео-уроков.
— Пока есть время, изучи, — посоветовал он. — Очень полезная штука, если подойти с умом.
Действительно, помогло. Я не только стала многое успевать без цейтнота, но даже перестала сильно нервничать и дергаться, если у меня были незаконченные дела.
Гордая собой, что завершила неделю на высокой ноте и без горящих заданий, я решила посвятить свободное воскресенье (субботу мы с Женей посвящали друг другу) уборке.
Марго с Пашей должны были вернуться в понедельник, поэтому в воскресенье генералить я начала далеко за полдень, проспав до одиннадцати. В дверь позвонили, когда я тащила ведро с водой на кухню. Поставила его в прихожей и, сняв одну латексную оранжевую перчатку, заторопилась к двери.
Сказать, что я удивилась, значило бы ничего не сказать. Я замерла, вытаращив глаза. Передо мной стояла Инна. В сиреневом пиджаке и в тон ему юбке-карандаше до колена, в белоснежной блузке с золотой брошкой в виде очков на отвороте воротничка, с желтым зонтом в руке и маленькой сумочкой-саквояжем на сгибе локтя. Осенний ветер принес ко мне Женину Мэри Поппинс, только вот тут она была совсем не нужна.
— Здравствуй, Анна.
— Добрый день, — буркнула я в ответ. — Я, к сожалению, занята.
— Я понимаю, как ты ко мне относишься. Но, пожалуйста, выслушай меня.
Ее надломленный голос меня смутил.
— С Женей все в порядке? — спросила я, все ещё держа дверь так, что незваная гостья не смогла пройти в квартиру.
— С Женей все хорошо. Я пришла извиниться.
