— Что, все половозрелое население Пензы уже знает про твою порнозвезду? — ехидно спросила Асель.
— Встречаешься с каким-то зэком татуированным! — высказал Валерка свое ценное мнение.
— Чшшш! — шикнула я на Асель. — Потише ты.
Вообще-то я доставала Дэрила, чтобы он не забывал прикрывать татуировки и везде ходить в своей бейсболке. Самыми опасными были мужики в спортзале, где все не закроешь и в раздевалке не спрячешься, но там он бывал в самое непопулярное время.
— Почему я должен потише? — Валера решил, что я ему. — Ты же мать! Что о твоих детях подумают люди? Что их мать черте с кем связалась? Он сиделец или рэпер? Не знаю, что хуже!
— Сплетни по городу пошли? — Асель все же убавила громкость.
Во всей красе татуировки Дэрила видел только Володя. Вряд ли Валерка стал бы нагонять такой кипеш из-за мелькнувших из-под рукавов двух-трех рисунков.
Донесли, значит, по великой мужской голубиной почте.
— Да не, какие сплетни, это только у мужиков в жопе вода не держится! — мстительно сказала я Асель, глядя при этом на Валеру. — Жаль, что он только про татуировки рассказал!
— Ты уверена, что не больше? — забеспокоилась та.
Я была уверена. Если б на работе узнали, кто такой Дэрил, они бы встретили меня красочной стенгазетой «Лилькин хахаль и сотня его баб». С полноцветными иллюстрациями, наскриненными из его фильмографии.
— Понятия не имела до сих пор, что мой бывший муж общается с моим бывшим любовником! — все еще глядя в глаза Валерке, отчеканила я.
— Вовка просто забеспокоился… — тот смутился и замялся. Даже отступил на пару шагов. — Надо же быть в курсе, с кем дети общаются…
— И что, ты об этом хотел поговорить? — устала спросила я.
— О чем, о чем? — волновалась в наушниках Асель. Она слышала только меня и самые громкие выпады моего бывшего и, разумеется, умирала от любопытства.
— О моем моральном облике.
— Слушай, я тоже, кстати, хотела…
— Господи, Асель, ты-то меня не добивай! — закатила я глаза.
— Мне звонила Даша, и я решил вмешаться, — продолжил атаку Валера.
Перебивая его, в уши затараторила подруга:
— Я делаю тренинг для своих лучших учениц. Называться будет, не поверигь: «Сорок — лучшие двадцать»! О том, как правильно грешить — чтобы все, как в юности, но на этот раз гораздо лучше понимая, что делаешь. Тебя хотела взять, как пример!
Я даже рассмеялась:
— Ну ты что, в двадцать я думала, что некоторые вещи делают только проститутки. И за очень большие деньги!
— Так ты согласна? — снова Асель.
— Лиль, мы можем назначить время поговорить о наших детях, в конце концов! — одновременно с ней продолжал ныть Володька. — Нормально, без твоих подружек на линии? Давай завтра? Или я зайду, познакомлюсь с преемником…
— Нет! — быстро сказала я. — Не надо!
Один такой уже зашел, теперь небось хорошего психиатра ищет.
— Ты против? — расстроилась Асель. — А если я поделюсь деньгами? Только тогда с тебя много грязных подробностей.
— Я не тебе, я Валере. Хорошо, давай сейчас. А грязные подробности потом, — сказала я, окончательно запутавшись, с кем разговариваю.
— А между прочим, тень твоего поведения ложится и на меня! — заявил Валера достаточно громко, чтобы услышала Асель.
— Кто там на него ложится? — заинтересовалась она.
— Еще Тень какая-то. Танька, что ли?
— Боже, у вас там большая шведская семья!
— Лиль… — Валера подтолкнул меня к скамейке. — Я серьезно.
— Ладно… — вздохнула я. — Асель, давай потом.
— Еще через две недели?
— Где-то так… — и отзвук печали мазнул меня прохладным хвостом по щеке.
Половина срока уже прошла.
Я выдохнула и села на скамейку. Валера как-то сразу успокоился, словно это и была его цель — усадить меня под клен и заставить любоваться сумерками города. Я потянула наушники, поморщившись, когда они выскользнули из ушей.
Валерка пока собирался с мыслями, задумчиво глядя в никуда. Я положила телефон на колени экраном вверх, чтобы сразу заметить пришедшее сообщение и следить за временем и терпеливо ждала, когда он будет готов.
Он был прав, я была ему должна ему этот разговор, и дело действительно касалось детей. Впрочем, не только их. Все же после двадцати лет брака люди становятся немножко родственниками и никогда уже до конца не бывают чужими.
Бывший муж щурился на зажигающиеся фонари, а я смотрела на него немножко со стороны. В первый раз, наверное, за очень много лет.
Глаза у него были темно-ореховые. Я еще помнила, как на солнце в них играют золотые искры. И помнила, как он смотрел на меня когда-то — с восхищением.
А я на него — с замиранием сердца.
Но дети, быт, привычка…
Искры погасли, сердце успокоилось.
Наверное, будь у меня в браке побольше свободного времени — и я бы тоже не устояла перед кем-нибудь новеньким и ярким. Коллегой, приятелем.
Почему нет?
Теперь-то можно сделать выводы, что я по сути та еще шалава. Вон как раскрылась при правильном уходе! Вдруг кто-нибудь нашел бы ко мне ключик — и уже я стала бы изменщицей?
Тем более, что секса у нас с Валеркой практически не было под конец.
Он, кстати, так и не сказал, сколько это все длилось до развода. Можно было выяснить у знакомых, но я не стала.
Какая разница?
Не хочу точно знать, сколько лет были ложью.
Сколько счастливых дней были отравлены его предательством.
— Что там Дашка тебе сказала? — поторопила я разговор.
Валерка перевел взгляд на меня.
Как будто сразу три лица накладывались на него — одно на другое.
Омерзительное обрюзгшее лицо изменщика и предателя.
Резкие, чистые черты парня, в которого я юной девчонкой влюбилась до одури.
И усталый взгляд мужчины, который объективно был все еще хорош в свои годы.
Не лучше Дэрила, нет.
Но на нашем безрыбье, если смотреть непредвзято, Валера уделывал всех моих знакомых того же возраста и даже младше.
Вот он, наверное, смеялся, когда я Володю себе завела…
— Дашка сказала, что ты счастлива.
— Это тебя так переполошило? — я подняла брови.
— В сочетании с тем, что до меня дошли слухи о голых мужиках в нашем доме…
— В моем. Квартира принадлежит моей маме, хочу напомнить.
