-Дров? – теперь удивился и Лассен.
-Да, причем в весьма значительных количествах. Я далек от мысли, что Чужакам они потребовались для растопки печей. Их технологии ушли далеко вперед и уже давно не нуждаются в поленьях для своей работы. И у меня есть только одно разумное объяснение.
-Корм для Демона Огня, - отшельник устало провел ладонями по лицу, - я догадывался, чувствовал, что им удалось освоить Призыв, но ты развеял последние сомнения.
-А сейчас я развею еще кое-что, - Юлис подался вперед, упершись руками в столешницу, - вчера они снова заявились ко мне и сообщили, что побывали на Другом Берегу, где повстречали Стража, после чего сумели вернуться и остались живы. Не все, правда, но живы. Однако, что самое любопытное, они утверждали, будто там, посреди Вечных Песков они видели исполинскую статую Ораны Суровой. Что ты на это скажешь?
Пообщавшись с Лассеном некоторое время, Чертенок искренне полагал, что ничто на свете не способно вывести его из равновесия, но слова Куратора застали отшельника врасплох. Старик выпучил глаза и несколько секунд просто таращился на Юлиса, не в силах сказать даже слово.
-Невозможно! – прошептал он, наконец, - это просто невозможно!
-Я сказал им ровно то же самое, - пожал плечами Юлис, - но та женщина, которая это рассказывала, и которая видела все собственными глазами, производила впечатление разумного и рассудительного человека. Она не фантазировала, это точно.
-Женщина!? – челюсть Лассена снова отвалилась, потянув за собой вниз нахмурившиеся брови, - у них Призывом женщины занимаются!?
-Немного непривычно, согласен, - как бы извиняясь признал Юлис, - но мне она показалась на удивление рассудительной и здравомыслящей особой. Мисс Оллани, если я правильно запомнил ее имя.
И вот тут-то пришел черед уже Чертенку пучить глаза и ловить отвалившуюся челюсть.
-К… кто!? – прохрипел он, - Мария Оллани!?
Куратор смерил его скептическим взглядом, но все же смилостивился.
-Ее спутник, действительно, пару раз называл ее Машей. Вы что, знакомы?
-Костя, кто она такая? – Лассен также выглядел не на шутку встревоженным.
-Та самая знакомая, о которой я Вам рассказывал, помните? – Чертенок был вынужден опереться на стол, чтобы не упасть. Его голова шла кругом о свалившихся новостей, - уж если кто-то и способен приструнить демонов и посадить их на поводок, то это она.
-Просто знакомая, да? - Юлис скептически приподнял бровь.
-У меня имеются определенные… обязательства, - голос Чертенка вдруг зазвенел сталью, - а на тот случай, если Вы решите встать у меня на пути, то знайте – моя основная профессия состоит в том, чтобы делать людям больно. И вся Ваша стража для меня – несмышленые малолетки с деревянными самострелами. Так что насмехаться надо мной – не самая удачная мысль.
Чертенок выпрямился, с удовлетворением отметив, что в глазах Юлиса проступил если и не страх, то, как минимум, сомнение. Некоторых людей иногда стоит возвращать с небес на землю, пусть даже для этого приходится идти на откровенную грубость.
-Я должен туда попасть, - кратко подытожил он.
Куратор задумчиво пошевелил челюстью, как будто пропустил хороший боковой удар и теперь оценивал потери. Потом он перевел взгляд на отшельника, представлявшего в данный момент квинтэссенцию невинности.
-Ты по-прежнему ему доверяешь?
-Тут дело даже не в доверии, а понимании того простого факта, что Костя сейчас – наш единственный шанс предотвратить надвигающуюся катастрофу. Других вариантов у меня нет.
-Если Чужаки в своем безумии вновь выплеснут проклятье на наши земли, то я себе этого никогда не прощу, - Юлис повернулся к Чертенку, - я не могу забросить Вас туда по щелчку пальцев, но, если это поможет делу, то очередная подвода с дровами отправится к воротам их лагеря уже завтра.
Глава 27
…от грохота оркестра, казалось, зубы клацали в такт, и платье вздрагивало при каждом ударе в большой барабан, задававший главный ритм.
-Папа, Папа! – Маша указала на длинноногих красавиц в старинной военной форме с золотыми эполетами и в сверкающих на солнце лакированных сапогах, - я тоже хочу так маршировать!
-Обязательно, доча! – теплая ладонь скользнула по ее волосам.
На двигавшемся следом за оркестром помосте стоял жонглер в костюме паяца и ловко кувыркал в воздухе не менее десятка шаров одновременно, не забывая пританцовывать и одаривать публику широкой улыбкой.
-А ты так можешь, пап?
-Вернемся домой – попробуем. С одним мячиком я управлюсь точно.
-Не-е-е, так не считается, с одним и я могу.
-Правда? Вот так, из-за спины? Стоя на одной ноге? – большой кулак ласково ткнул ее в бок.
-Нет, но я… ой, смотри!
Далее в процессии следовал фокусник в черном фраке, извлекавший из черного же цилиндра ослепительно белых голубей и бесконечные цветные ленты.
-Пап, как у него в шляпе все это помещается!?
-Видимо, она у него волшебная… или просто бездонная.
-Но если у него в шляпе живут голуби, то что они там едят? Их же кормить надо!
-Ну, это тоже своего рода волшебство, - сильные руки подхватили Машу и пересадили на другую ногу, - наша мама ведь тоже немного колдунья.
-Правда?
-Ну а как, по-твоему, она умудряется почти из ничего сделать вкусный ужин на всю семью? Разве не удивительно?
Машина с иллюзионистом проехала мимо, и в дальнем конце проспекта показалась высокая платформа с разлегшимися на ней тиграми. Между могучими полосатыми хищниками восседала их обворожительная дрессировщица в обтягивающем глянцевом трико и с пышным плюмажем из перьев на голове.
При ее появлении Маша традиционно потеряла дар речи и только подпрыгивала, сидя у отца на коленке и восторженно сжимая маленькие кулачки.
-Когда я вырасту, я обязательно тоже стану дрессировщицей! – пискнула она, победив восхищенную немоту.
-Обязательно!
-Я же люблю зверей и умею с ними обращаться!
-Что есть, то есть, - в родительском голосе проскользнул короткий смешок, - нашего Мастина ты вымуштровала что надо!
-Правда!? Ты так считаешь!? – Маша запрокинула голову и посмотрела на отца…
…но увидела лишь наслоения гладкой черной чешуи, обрамленной бахромой из дымчатых шлейфов, и огромные, во все небо глаза, взирающие на нее со странной печалью…
Проснувшись, Мария долго смотрела в потолок, обдумывая свое видение. Родители расстались, когда ей было всего четыре года, и оставшиеся воспоминания об отце представляли собой размытый собирательный образ кого-то большого, сильного и доброго. Мать избегала разговоров о причинах их разлада, и Мария никогда и не пыталась выяснить, кем был ее отец, и что с ним сталось потом.
