— А куда именно Вы хотите попасть? — осторожно поинтересовался кто-то.
— Вдовина Щель.
При этих словах огоньки в глазах сразу же потухли. Послышалось несколько тягостных вздохов, люди отрицательно закачали головами и начали один за другим отворачиваться. Некоторые начали торопливо плести защитные знамения. Иган уже начал подумывать, не увеличить ли ему вознаграждение, как заметил одно все еще повернутое к нему лицо. Он вопросительно приподнял бровь.
Человек поднялся с лавки и направился к нему. От Игана не ускользнуло, с какой неприязнью люди смотрели ему вслед, неодобрительно покачивая головами. Никто, впрочем, ничего не сказал. Приблизившись, человек слегка поклонился.
— Цвик Хавка, — представился он, — я отведу Вас.
Иган никак не мог понять, что именно в облике Цвика казалось ему странным. Видимо, дело состояло в том, что все его тело имело несколько непривычные пропорции. Бывают люди низкорослые, бывают худые, щуплые но Цвика, казалось, взяли и уменьшили в масштабе по всем направлениям сразу. Ростом он едва доставал Игану до подбородка, при этом имел удивительно маленькую голову с топорщащимися светлыми волосами и маленькие кисти упертых в бока рук. Своей угловатостью и остроносостью он чем-то напоминал Кукса, но тому Иган без колебаний доверил бы собственную жизнь, а вот к Цвику он бы предпочел спиной не поворачиваться.
Он еще раз глянул в зал, но немногочисленные посетители таверны неожиданно вспомнили об обуявшем их голоде и склонились над своими тарелками, усердно работая ложками. Увы, но придется довольствоваться тем, что есть.
— И ты не боишься?
— Боюсь, — честно признался Цвик, — но мне очень нужны деньги.
— Тогда поехали.
— Когда бы Вы хотели отправиться в путь.
— Немедленно.
— Но, э-э-э, мне надо собраться.
— Что же ты в таком случае стоишь здесь как истукан? — Иган подобрал со стола мешочек и, вынув оттуда несколько монет, бросил их на стойку, — вот, набери с собой какой-нибудь еды в дорогу. Не забудь про овес для лошадей. Я буду ждать тебя за околицей.
Миновав последний дом, Иган спешился. Убедившись, что его никто не видит, он расстегнул седельную сумку и достал из нее заправленный стимулятором инъектор. Карла скакала почти весь вчерашний день и всю ночь. Сегодня утром она уже с трудом переставляла ноги, а им предстояло еще почти два дня пути плюс обратная дорога. Поглаживая ее осунувшуюся морду с печальными глазами, Иган приложил инъектор к шее несчастной лошади. В другое время он первым бы выбил зубы тому, кто так обращается с животными, но сейчас, как и все последнее время, у него не оставалось выбора. Иган нажал на спуск.
Пока заметно повеселевшая кобыла пощипывала росшую прямо на дороге редкую траву, Иган облокотился на покосившуюся изгородь и, рассеянно отмахиваясь от комаров, изучал расстилавшийся перед ним тоскливый пейзаж.
Низкое свинцовое небо нависло над полями, что уже давно не возделывались. Одинокое пугало, покачивающее на ветру остатками истлевшего балахона, словно привратник приветствовало редких путников, осмелившихся ступить на преданную забвению землю. Если посмотреть дальше то, по идее, должно быть видно отроги Столовых Гор, но туман, не то поднимающийся от сырой земли, не то сочащийся из тяжелых туч, застилал все грязно-серой пеленой. И он, Иган, должен пробраться в самое сердце этого проклятого места, чтобы воплотить в жизнь свои ночные кошмары.
Сзади послышалось глухое цоканье копыт — наконец подоспел и Цвик. Пора трогаться в путь.
Довольно долго прямая как линейка дорога тянулась среди заброшенных полей и огородов. Оплетенные плющом остатки заборов отмечали границы угодий, бывших некогда гордостью своих владельцев. Теперь же все вокруг, насколько хватало глаз, поросло сорняками, хотя, если приподняться в стременах, то можно различить, что в разных местах трава имеет слегка отличающийся оттенок, в зависимости от того, какие культуры произрастали раньше на этих участках. Еще пробивающиеся то тут, то там побеги бобов или кукурузы раскрашивали поля в крупную клетку, размывавшуюся и бледнеющую с каждым годом.
По мере того, как они углублялись в Гнилые Земли, погода становилась все хуже и хуже. Солнце, мутным пятном еле светившее поутру сквозь облака, вскоре скрылось совсем. Густеющий с каждым часом промозглый туман ближе к вечеру превратился в мелкую морось, которая совсем не торопилась падать на землю, а вместо этого повисала в воздухе колышущейся пеленой, так и норовя залезть в рукава и за шиворот. На дороге то и дело стали попадаться заполняющие колеи большие подернутые ряской лужи. Если бы трактом активно пользовались, то сейчас он моментально превратился бы в непролазную слякоть. К счастью, последняя телега проезжала здесь лет этак десять назад.
Неожиданно из серой мглы навстречу выплыла темнеющая угловатая конструкция. Когда путники подъехали ближе, то стало ясно, что это просто покосившийся дом с проваленной крышей.
— Вдовино, — почему-то шепотом пояснил, приблизившись, Цвик, — очень модное место было в свое время. Тут у многих господ в лесах имелись охотничьи домики. Раньше здесь славно поохотиться получалось, да и пейзажи вокруг красоты неописуемой… были, — он вздохнул и поглубже натянул на голову капюшон, — теперь одни болота.
За первым домом показался второй, затем третий… Иган и Цвик ехали по центральной улице мертвого поселка, провожающего их взглядами глазниц пустых окон. Стены и заборы густо оплетал плющ, с карнизов свисали бурые бороды мха, но даже сквозь такую маскировку проглядывали следы былой роскоши — остатки резных ставен, колонны, подпирающие козырек над большим крыльцом, виднеющаяся на заднем дворе просторная конюшня. Прежде здания сверкали яркими живыми красками и позолотой, о которых напоминали редкие уцелевшие пятна, сейчас больше напоминающие разноцветную грязь. В вечерних же мглистых сумерках все обернулось серым и холодным, мертвым и безжизненным. В обустройство поселка и его окрестностей люди вложили немало сил и средств, но буквально в одночасье бросили все и бежали, до полусмерти напуганные обрушившимся на их головы гневом небес.
Туман бесследно поглощал все звуки, и путники двигались в абсолютной, жуткой тишине. Ухо рефлекторно ожидало услышать лай собак, ржание лошадей, гомон домашней птицы, но вместо этого в него вливалась мертвая тишь, звуковой вакуум, засасывающий в себя и стук копыт, и бряцанье упряжи. Оба молчали, поскольку было немного боязно открыть рот, и вдруг не услышать даже звука собственного голоса.
Они миновали центральную площадь поселка с покосившейся ратушей. Возле большой центральной клумбы, густо заросшей сорняками и камышом, лежал наполовину скрытый травой скелет лошади. Цвик торопливо пробормотал оберег и подстегнул своего скакуна, торопясь поскорее покинуть это гнетущее место, и Иган был с ним полностью солидарен.
Почти сразу же за каменной оградой, отмечавшей конец городка, начинался лес, подступавший темной стеной почти вплотную к последним домам. Но какой же он был жуткий!
