– Да кто тебя в служанки возьмет? – неистовствовал он. – У всякой госпожи для этого есть свои рабыни.
– У меня нет рабыни, господин, – послышался хриплый женский голос, при звуке которого у Идомены подогнулись ноги от ужаса. – И если ты отдашь мне эту девку, я выплачу весь ее долг.
Фирио! Огромная, широкоплечая, мужеподобная, в черном хитоне, в жгуче-черном парике. Стоит, поигрывая плетью и не сводя узких глаз с Тимандры.
Попасть к ней в услужение?! Да она же убьет за малейшую провинность! Плетка извивается в ее руках, словно верткая черная змейка. Вот-вот ужалит Идомену!
– Что, Фирио, свежатинки захотелось? – оглушительно захохотал Бакчос. – Ладно, все равно в ремесле с нее толку не будет, я это сразу понял, а у меня взгляд наметанный. К тому же, она явно не в своем уме: стоит только послушать, что несет про работу и оплату! Бери ее. Только денежки вперед! Слышишь? За прошлую девку ты мне заплатила, только когда я пригрозил намекнуть стражникам, кто эту бедняжку сунул в сточную канаву и забыл вытащить. Поэтому прямо сейчас неси монеты, а потом забирай эту дурочку и забавляйся с ней, как хочешь.
– Хорошо, Бакчос, – довольно протянула Фирио, которая все это время не сводила с Идомены прищуренных глаз, и взгляд их резал девушку, словно навостренное лезвие. – Сейчас я сбегаю за деньгами, а ты малышку постереги, чтобы не вздумала бежать. Погоди, давай вот так поступим.
Фирио проворно развязала пояс, которым была перехвачена ее квадратная фигура, и, обмотав одну руку Идомены так проворно, что девушка даже вырваться не успела, другой конец веревки завязала вокруг запястья хозяина.
И, издав утробный смешок, она исчезла, а черный распоясанный хитон развевался за спиной, словно черные крылья злобы, которые унесли Фирио.
– Ты куда?! – заорал Бакчос, но Фирио и след простыл. – И сколько мне тут стоять прикажешь?! Неужто мне делать нечего?!
Идомена, онемевшая было от ужаса, наконец-то обрела дар речи:
– Господин, я не хочу быть рабыней Фирио! Она убьет меня!
– Может, и убьет, – равнодушно кивнул Бакчос, – а может, и поживешь еще, если будешь ее хорошенько ублажать и даже одним глазком в сторону не покосишься. Фирио – она баба для баб, но ревнивей любого мужика. Чуть на другую засмотришься – вышибет мозги!
– Баба для баб? – похолодевшими губами повторила Идомена. – Что это значит?
– Ох и тупая же ты! – покачал головой Бакчос. – Из какой дыры тебя вытащили ловцы-мореходы?!
Идомена только вздохнула, отдавая дань тягостным воспоминаниям о глупости бедняжки Тимандры. Никто ее ниоткуда не вытаскивал. Она сама далась им в руки, этим ловцам… На все готова была, только бы сбежать с Крита. Целый остров казался ей недостаточно просторным, чтобы найти на нем убежище от Сардора, – настолько она была напугана этим служителем Молоха!
И вот куда попала…
Убежав из селения, Тимандра пряталась в пещерке на вершине небольшой горы на побережье, ломая голову, что же делать дальше. И вдруг она услышала плеск весел, а потом голоса.
Осторожно выглянула.
У самого берега стояла галера; несколько мореходов со связками больших тыквенных бутылей брели по мелководью – набрать пресной воды из ручья, шумевшего между скал.
Тимандра встрепенулась. Может быть, эти люди смилуются и увезут ее с Крита? Куда может направляться галера? Хорошо, если бы она шла на Наксос… По слухам, на этом острове по-прежнему процветает культ Великой Богини. Ведь именно там Тезей покинул Ариадну – потому что во сне ему явился Дионис, который пожелал, чтобы богиня-на-земле стала его супругой. Наксос никогда не променяет древнюю веру ни на эллинских богов, ни, тем более, на ужасного бронзового Молоха. Маленькая танцовщица из критского храма может найти там пристанище!
А главное, Наксос далеко от Крита, там-то Сардор ее уж точно не настигнет!
Тимандра решилась заговорить с мореходами. При виде ее они так и вытаращили глаза, а потом начали как-то странно переглядываться и перемигиваться. Тимандра насторожилась: уж не собираются ли эти бродяги наброситься на нее всем скопом и изнасиловать? Впрочем, она не слишком беспокоилась, не сомневаясь, что успеет убежать и скрыться в одной из многочисленных пещер. Однако стоило ей заговорить о том, что ей нужно попасть на Наксос, как мореходы сообщили, что держат путь именно туда – и охотно возьмут с собой Тимандру.
Разумеется, не даром. Она должна оплатить дорогу.
Тимандра задумалась. У нее не было ни халка, зато была золотая шпилька Великой Богини. Одну такую шпильку из волос Тимандры выдернула жрица, другая так и оставалась в туго закрученной косе, пока Тимандра не спохватилась и не вытащила ее. Правда, девушка не знала, достаточная ли это цена для того, чтобы добраться до Наксоса.
Тимандра, конечно, немного опасалась, что Великая Богиня разгневается на нее за то, что она торгует священной храмовой реликвией, но надеялась умилостивить владычицу, когда будет служить в ее храме на Наксосе.
При виде шпильки мореходы пришли в восторг и успокоили Тимандру, что этой драгоценности более чем достаточно, чтобы заплатить за дорогу. И вообще, капетаниос, конечно, вернет ей часть денег. Так что она должна как можно скорее отправиться на судно, прихватив свои вещи.
Тимандра смущенно призналась, что у нее ничего нет, и даже еды на дорогу не запасено. Те два дня, что она пряталась на берегу в ожидании удачи, она собирала крабов, которых в изобилии оставлял между камнями прилив, и ела их нежное, вкусное мясо, однако его никак не запасешь впрок, на жаре оно мигом испортится… Мореходы добродушно уверили ее, что и тут беспокоиться не о чем: на галере вдоволь еды, а запас воды они сейчас пополнят.
И после этого доверчивая птичка сама полетела в западню…
Взобравшись по веревочной лестнице на борт галеры, Тимандра оглянулась. Ей еще не верилось, что она покидает Крит и сейчас навсегда прощается с прошлым. Что ждет ее впереди?
Через миг она узнала, что ждет ее трюм, куда ее тотчас затолкали мигом утратившие всякое добродушие мореходы. В трюме оказалось еще девятнадцать молоденьких девушек – настолько измученных морской болезнью, что они лежали пластом и почти не в силах были говорить.
Их захватили на побережье Тринакрии
[20] афинские ловцы-мореходы. Так назывались команды кораблей, которые отправлялись то на Тринакрию, то в Финикию, чтобы привезти новых девок для афинских и пирейских диктерионов, по-прежнему, как и во времена Солона, благословляемых государством. Что и говорить, за два столетия промысел ловцов-мореходов перестал быть таким прибыльным, как в былые времена, однако они по-прежнему получали недурную плату за иноземных красавиц, которые и внешне отличались от дебелых и медлительных афинянок, и были – самое главное! – куда темпераментней. Черноглазые вертлявые финикиянки очень нравились неистовым эллинам, а потому ценились дороже всех, хотя и тринакрийские девушки пользовались большим спросом.
