– Что-то случилось, Титос? – спросила Никарета.
– Да, госпожа, – поклонился евнух. – Хорес прислал раба за критянкой!
Афины
Родоклея так давно не высовывала носа из дому, что после глотка свежего воздуха ей почудилось, будто у нее выросли крылья.
«А не лучше сбежать ли мне сейчас самой от Фирио, чем тратить время на поиски Идомены?» – мелькнула шальная мысль, но тут же бывшая сводня печально вздохнула: за спиной звучали крадущиеся шаги ее соседки, которые та, как ни старалась, никак не могла сделать крадущимися, а потому гулко топала по каменистой обочине. Фирио ей не доверяет, от нее не убежишь… Ну и ладно, а то куда бы подалась Родоклея – у нее ведь ни халка!
Кое-где в домах мелькали огоньки, однако они гасли один за другим – добропорядочные афиняне укладывались спать с темнотой и поднимались с рассветом. И только в одном окне Дипилонского предместья дольше всех горел огонь.
Родоклея подкралась и заглянула в окно: немолодой пекарь старательно месил тесто в большом чане своими огромными сильными ручищами. Юнец-подмастерье казался рядом с ним до смешного хилым.
– Эй, кто там? – вдруг крикнул пекарь, не оборачиваясь, и Родоклея поняла, что слух у него – как у горного козла! – Хлеб весь продан, поутру приходите.
– Простите, добрый господин, – простонала Родоклея, – мне не нужен хлеб, я ищу свою пропавшую дочку. Не видели ли вы ее? Она исчезла в середине боэдромина… Может быть, ты видел ее? Она маленькая, очень красивая, с длинными кудрявыми волосами…
Могучие плечи пекаря продолжали ходить ходуном, однако Родоклея заметила, как насторожился подмастерье и что-то прошептал пекарю.
В свое время сводня Родоклея непревзойденно умела подсматривать и подслушивать, так что слух ее тоже можно было сравнить со слухом горной козы. И поэтому до нее долетели слова:
– …та, которая сбежала от мужа?
Однако пекарь сурово цыкнул на юнца – и тот испуганно затих. Но Родоклея уже поняла, как ей повезло!
– Моя несчастная дочка! – взвыла бывшая сводня. – Она была так несчастна со своим ужасным супругом! Я уехала к больной сестре в Платею, а вернувшись, узнала, что моя бедная дочь не выдержала и сбежала от него. Сначала я ждала, что она появится у меня, потом стала ее искать, да вот беда, никто ее не видел… Исчезла бесследно, красавица моя! Ах, как вспомню, как расчесывала ее прекрасные кудрявые волосы перед свадьбой, как желала ей счастья…
Всякой женщине легко при необходимости заплакать, но Родоклея была с юных лет непревзойденной мастерицей в этом ремесле! Слезы, которые полились из ее глаз, могли бы затопить все Дипилонское предместье. И они были не такими же притворными: Родоклея искренне оплакивала свое погибшее ремесло, которое приносило ей такие доходы! А теперь она всецело зависит от злобной, как гарпия, Фирио, – и исчезнувшей Идомены! Ну, попадись ей эта глупая девчонка – Родоклея заставит заплатить ей за каждый день своих страданий!
Между тем она заметила, что руки пекаря перестали ожесточенно месить тесто. Он повернулся через плечо и хмуро поглядел на Родоклею из-под присыпанных мукой ресниц:
– Тут была одна похожая девушка… как раз в ту ночь, когда паломники пошли в Элевсин… с ними она и ушла.
– Ушла в Элевсин?
– Может, и в Элевсин, может, в Коринф, – буркнул пекарь, снова возвращаясь к своему тесту. – А ты, чем зевать, принеси еще воды! – крикнул он подмастерью.
Того словно ветром вынесло из подвала, и Родоклея поняла, что пекарь уже досадует сам на себя за свою откровенность.
– Пусть возблагодарят тебя боги, добрый человек, пусть будут здоровы все твои домочадцы, а печиво твое вмиг расходится среди покупателей!
Бормоча благословения, она неслышно метнулась к колодцу, около которого погромыхивал ведром подмастерье, и ныла рядом с добросердечным болтуном до тех пор, пока не узнала от него, что девушка купила у пекаря осла для того, чтобы отправиться именно в Коринф, а там должна была обратиться за помощью в пекарню у Восточных или Афинских ворот, к его родственникам.
В это мгновение раздался окрик пекаря – и словоохотливый подмастерье исчез, а Родоклея так и всплеснула руками: нашла! Она нашла Идомену!
И в голове ее вмиг всплыл давний разговор, случившийся между ней и Идоменой еще там, в Пирее, на пристани. Родоклея упомянула о Коринфской школе гетер, и надо было видеть, как загорелась Идомена, как воскликнула, что хочет в эту школу! Она спросила, как туда попасть, а Родоклея стала рассказывать, что это невероятно трудно…
Значит, Идомена не забыла свою мечту!
Да, искать ее надо именно в Коринфе!
– Ну что же, завтра же мы отправляемся в Коринф! – раздался в темноте довольный голос Фирио.
– Только давай забьем окна и покрече запрем двери, чтобы сюда не пробрались воры, – сказала Родоклея.
– Это еще зачем?! – пренебрежительно фыркнула Фирио.
– А вдруг нам не повезет в Коринфе и мы сюда вернемся? – рассудила Родоклея.
Коринф, школа гетер
– Ну и где же он? – удивленно оглядывалась Никарета, стоя у ворот.
– Позволь доложить, госпожа, – склонился перед ней страж-привратник. – Этот раб сказал, что у него еще много дел, а потому ушел, однако просил передать, чтобы девушку отправили одну, а он встретит ее по дороге и сопроводит в дом своего господина.
– Этакий наглец, – передернула плечами Никарета. – Дел у него, видите ли, много!
– Ох, и не говори, госпожа, – усмехнулся Титос, – этот оскопленный сириец умудрился очень быстро втереться в доверие к своему хозяину!
– Так это был он? – изумилась Никарета. – Тот самый? С невольничьего рынка?
– Он, он, – кивнул Титос. – Однако за эти несколько дней сириец успел преобразиться. Отъелся, волосы у него, хоть и стрижены коротко, как у раба, уложены красивыми волнами… ну в самом деле, настоящий граматеас из богатого дома! А самое главное – господин Хорес отдал ему свою одежду. Помнишь, ты сказала, что гиматий цвета охры ему не к лицу?
– Гиматий цвета охры? – расхохоталась Никарета, но тут же обернулась, услышав торопливые шаги.
Это прибежала Тимандра, которую верховная жрица отправила в ее спальню одеться. По традиции девушки ходили в помещениях школы, где в каждом углу стояли большие горшки, полные горящих угольев, без всякой одежды, чтобы привыкнуть к наготе, которая скоро станет их оружием, и не стыдиться ее. Они носили только узкие полоски из позолоченной кожи, которые были символом пояса Афродиты, пояса непобедимого очарования. Однако, выходя из храма, они надевали серые скромные хитоны и набрасывали простые серые плащи. Единственным украшением в это время для них служили волосы, и Никарета с неудовольствием покачала головой, увидев, что Тимандра заплела свои роскошные кудри, и даже не в плексиду,
[72] а в тугую косу, да и ту спрятала под плащ. У нее был настолько скоромный и простенький вид, что Никарета подумала: Хорес будет изумлен, увидев девушку, которой его блестящий брат написал рекомендацию в школу гетер.
