– Богиня сама знает, что делать с теми, кто осмелится ее оскорбить, – сказала Никарета спокойно. – Мы можем только помочь ей в исполнении ее замыслов. К тому же, я не желаю зла Хоресу…
– Он что, твой любовник, госпожа, поэтому ты его защищаешь? – пренебрежительно спросила Тимандра, но тут же потупилась, упала на колени: – Прости, прости меня! Это ненависть к нему перекипает через край в моем сердце и брызжет вокруг, словно ядовитое зелье!
– Нет, Хорес не любовник мне, хотя некогда был им, правда, очень недолго. Я была бы не прочь возобновить знакомство, и не только я мечтала бы оказаться в его объятиях, поверь! Однако Хорес принадлежит в числу тех немногих мужчин, которые желали бы найти счастье только в объятиях своей жены… он женился не без моей помощи, однако ему не слишком повезло, сколь мне известно. И все же он не таскается по девкам и не обращается к мастропосам
[80] – в отличие от своего брата, который рожден заядлым блудником!
– Брата?! – ахнула Тимандра. – Неужели этот ужасный человек – брат… брат Алкивиада?! Я заметила, как они похожи, и была изумлена!
– Их сходства нельзя не заметить, – усмехнулась Никарета, – хотя они не родные братья, а сводные. Хорес младше Алкивиада на два года и рожден от одной коринфянки-вольноотпущенницы, которая как-то привлекла внимание блистательного Клиния Евпатрида. Это в него пошел Алкивиад своим нравом и буйным темпераментом! Клиний щедро сеял на стороне, однако из множества своих детей признал только Хореса, поскольку это был единственный сын, – признал и взял его в свой дом. Некоторое время мальчики даже воспитывались вместе, хотя это было, конечно, все равно, что поместить в одну упряжку быка и коня. Хореса больше влечет торговля, хотя и в сражениях он проявлял себя блестяще, ну а Алкивиад предпочитает блистать красноречием, выступать на Олимпиадах и воевать. Впрочем, в детстве между братьями поначалу все шло гладко. Под руководством грамматиста братья чертили буквы на деревянных табличках, покрытых воском, изучали Гомера и Эзопа с его мудрыми баснями, разучивали гимны в честь богов. Подросли – к их воспитанию присоединился кифарист, учивший их играть на лире, кифаре, арфе. Ну и пидетриб, учитель гимнастики, следил за их телесным развитием. Они неустанно соревновались во всем – в беге, прыжках, борьбе. Сначала во всем выходил победителем старший брат, потом Хорес начал побеждать чаще, он легче и проворней Алкивиада… Например, он непревзойденный мастер метать нож. Бывало, Алкивиад еще только берется за рукоять, а нож Хореса уже попал в цель. Может быть, тогда старший брат и начал проявлять нелюбовь к нему. Сначала он унижал мать Хореса, не стесняясь унижать и отца. Знаешь все эти высказывания, вроде: «Кто станет любовником рабыни, тот станет ее рабом!» Отец разгневался, высек мальчишку – тот озлобился еще сильнее. Один раз даже швырнул нож в брата, однако Хорес успел выхватить свой и сбить нож Алкивиада уже в полете. Они всегда относились друг к другу, словно два волчонка! Однако в это время Хорес сделался необычайно красив, и один из приятелей Клиния, гостивший в доме, начал выражать ему свою восхищение, причем очень явно. Хорес его избегал. Клиний, который был этому человеку очень многим обязан, пытался его остановить, говоря: «Я понимаю, что мальчишка красив, словно Гиацинт, но ведь он – мальчишка!» Возможно, Клиний уговорил бы этого человека образумиться, но тут Алкивиад, который непременно желал опередить брата, сам явился в спальню гостя и отдался ему.
Тимандра схватилась за горло, в котором застряло возмущенное, недоверчивое восклицание.
– Когда их застали, Алкивиад принялся клясться, будто пришел сюда вслед за Хоресом, но тот сбежал, и все вожделение гостя досталось ему против его воли. Нетрудно было выяснить, что это ложь, однако Клиний, который очень любил своего старшего сына, поверил ему и принял его сторону. Хореса было приказано выпороть. За него заступилась мать – досталось и ей. В тот же бедняжку отослали в Коринф, запретив видеться с сыном. Хорес теперь рос и воспитывался отдельно, сыновья Клиния посещали разные гимнасии, и теперь стало видно, сколь разные у них характеры. Если Алкивиад любой ценой желал блистать и первенствовать, то Хорес держался в стороне от своих сверстников, напускал на себя угрюмость, дерзил наставникам – словом, был полной противоположностью брату. Он отличался в тех же военных походах, в которых бывал и Алкивиад, однако сторонился славы, как бы швырнув с презрением старшему брату пальму первенства во всем – в науках, искусствах, подвигах ну и, конечно, в распутстве. Более того – в этом он далеко отстал от Алкивиада! И, хоть в положенное время он посетил одну знатную гетеру, чтобы та привила ему необходимые знания и умения, он так и не увлекся служением Афродите, как это было положено юноше. Он долго искал жену, наконец, одна моя знакомая, афинская сваха Родоклея, сосватала ему Алепо.
– Родоклея?! – невольно воскликнула Тимандра, но тут же зажала рот рукой:
– Продолжай, госпожа, и прости меня.
– Хорес мечтал о большой семье, – снова заговорила Никарета. – Но у них в семье нет детей, и, сколь я понимаю, будто не по его вине. Алепо необычайно красива, и единственный человек, которого она может любить, это она сама. Ходят слухи, будто она пьет пижму и спорынью всякий раз, когда опасается, что забеременела. Думаю, что Хорес об этом даже не подозревает, иначе он живо выбил бы из нее дурь. Ты могла видеть, как он страшен в гневе! Пока была жива мать, которую Хорес нежно любил, он жил между Коринфом и Афинами, вел торговые дела тут и там, но теперь окончательно переехал сюда. Я была рада его увидеть, однако вижу, что вражда между ним и братом не утихла. Я сама виновата, что он с такой яростью отнесся к твоим словам. Я обмолвилась о том, как ты понравилась Алкивиаду, ну и… ты видишь, этого было вполне достаточно, чтобы тебя возненавидеть!
– Я его тоже возненавидела! – обиженно воскликнула Тимандра. – Он бросал мне такие ужасные, несправедливые обвинения!
– А ты? – остро взглянула на нее Никарета. – Разве ты не бросала ему ужасные и несправедливые обвинения? Педерастия – это в его понимании позор и страшное зло… в отличие от многих других мужчин, которые очень ценят однополые ласки. Хоть и говорят, что все афиняне мужеложцы, а все коринфянки – трибады,
[81] и тут, и там хватает и тех, и других. Каждый из них отчаянно защищает свое право предаваться любви так, как ему угодно. И ты, Тимандра, должна привыкнуть к тому, что тебе придется видеть всякое! Ты испытаешь горькое разочарования от того, что на каком-нибудь симпосии мужчина, которого ты уже наметила себе в жертву и даже начинаешь молить Афродиту, чтобы завлечь его поскорей в постель и извлечь из его кошеля побольше денег, – что этот мужчина, говорю я, даже не обращает на тебя внимания, зато вовсю оглаживает задок какого-нибудь юного виночерпия или вовсе норовит залезть по его набедренную повязку спереди! Может случиться и так, что на другом симпосии тебя увлечет к себе под каким-нибудь предлогом супруга симпосиарха и предложит немалую сумму за то, что ты полижешь ее щелку, а она поковыряет пальчиком твою.
