– Джудас… – начала было верховная жрица – и осеклась.
Ей хотелось крикнуть, что прежде, чем наказать привратника, Джудас должен как следует выпороть Лавинию. Да как следует! Чтобы ни сесть, ни лечь не могла!
Однако в самую последнюю минуту Никарета остановила себя.
Ни Хоресу, ни Тимандре она уже не поможет. Зачем попусту уродовать красоту Лавинии? Из нее получится хорошая гетера! Во всяком случае, эта красотка твердо усвоила тот самый урок, который только что преподала всем аулетридам сама Никарета: у гетеры нет права любить! И если Лавиния вовремя напомнила об этом Тимандре, то ей надо спасибо сказать, а не пороть ее. Тимандра же просто глупа с этой своей любовью! Да и он тоже хорош… разве не знает, насколько это глупо – любить женщину, которая принадлежит кому попало?!
Верховная жрица знала, что сегодня ее аулетриды должны будут танцевать для гостей архонта. Она была намерена взять с собой трех лучших: Лавинию, Мнемо и, конечно, Тимандру. Но сейчас решила, что достаточно и двух.
Тимандра не пойдет. Чем меньше она будет видеться с Хоресом, тем быстрее у нее исчезнет эта блажь!
– Джудас, – повторила Никарета совершенно спокойно, – пойдем, я покажу тебе кнут смотрителя наказаний и столб, возле которого ты будешь пороть этого труса-привратника.
И она двинулась наверх, сопровождаемая евнухом и оживленно болтающими аулетридами.
Аспазия печально молчала, однако Никарета знала, что подруга на нее стороне.
Коринф, дом Таусы в Северном предместье
Наверху раздался грохот отодвигаемой щеколды, крышка подпола резко откинулась, и Родоклея испуганно зажмурила привыкшие к темноте и заболевшие от света глаза.
– Жива еще? – раздалось рычанье, и Родоклея, с усилием раздвинув веки, увидела раскрасневшееся лицо Фирио, склонившей над подполом.
Рука Фирио протянулась вниз и вцепилась в волосы Родоклеи. Какое-то мгновение несчастная сводня думала, что сейчас будет извлечена из подпола и задушена, однако Фирио только сдернула с нее парик – и снова захлопнула крышку.
Наверху слышались шаги Фирио и какой-то грохот, словно та металась из угла в угол и заодно что-то искала в сундуках с одеждой, которыми, стараниями Алепо, была уставлена комната.
– Ага, вот оно! – вдруг крикнула Фирио. – Ну, я ему покажу, этому проклятому Евпатриду! Привел какого-то мерзкого евнуха! Спас от меня эту глупую трусливую жрицу, которой я пришлась не по нраву! Не дал мне проникнуть в школу! Вырвал у меня плетку! Да пусть проклянут его все силы Аида! Думал, напугал меня? Думал, я убежала? Не тут-то было! Я слышала каждое его слово! Пир в доме архонта? Все туда приглашены? Мне не нужны все, но тебя, Евпатрид, я там найду! Найду! И твоя жена вернется ко мне!
Опять что-то загрохотало, раздались тяжелые шаги, а потом все стихло. Родоклея поняла, что Фирио куда-то убежала. Из ее отрывочных слов можно было понять, что она отправилась разыскивать мужа Алепо, чтобы отомстить ему и, как она надеялась, вернуть себе расположение любовницы, однако Родоклея не собиралась ждать, пока это произойдет. Ей так же было совершенно не интересно, зачем Фирио сорвала с нее парик. Все, чего Родоклея хотела, это выбраться из подпола, который остался незапертым.
Да-да! Фирио так спешила, была так разъярена, что забыла задвинуть засов.
Родоклея попыталась оттолкнуть крышку головой, но только чуть не пришибла сама себя, когда приподнятая крышка с грохотом рухнула обратно. Она взвыла от боли и разочарования так громко, что чуть не подавилась кляпом. Судорожно закашлялась – и, к своей неописуемой радости, вдруг выпихнула его изо рта!
Она взвыла, заорала, зовя на помощь, но тут же испуганно замолкла – в доме раздались шаги.
Но нет, тут же приободрилась Родоклея, это не были шаги Фирио – громкие, резкие, уверенные. Это кто-то еле плелся на подгибающихся ногах.
Может быть, старуха Тауса, хозяйка?
Родоклея принялась кричать еще громче, и вот наконец чьи-то слабые руки откинули крышку, и свет снова проник в ее тюрьму.
Взглянув на этого человека, Родоклея почти без чувств рухнула на дно погреба, ибо ей показалось, что она уже умерла и угодила прямиком в Аид, где встретилась с тенью… Эфимии! Той самой женщины, которую она сманила с агоры и которая умерла в объятиях неистовой Фирио!
– Ты мертва! – закричала Родоклея. – Ты мертва! Пусть твоя тень смилуется надо мной, Эфимия! Или нет? – завизжала она в припадке ужаса. – Ты не Эфимия? Но кто? Ламия, Эмпуса, Мормо?!
[109] Сжалься надо мной! Я не хотела твоей смерти… это все Фирио, проклятая Фирио!
Она билась в рыданиях.
Между тем «тень Эфимии» кое-как помогла Родоклее выбраться из подвала и развязала веревку, которая спутывала ее руки и ноги.
– Я жива, – тихо сказала девушка. – Я не умерла, а только лишилась сознания. Я долго лежала в расщелине, куда меня сбросила Фирио, а потом, кое-как выбравшись, совершенно без сил, упала на поле у подножия Акрокоринфа. Здесь нашла меня добрая женщина, которая утром привела пастись свою козу. Я ничего не соображала, ничего не понимала. Женщина привела меня в свой дом и уложила в постель. Когда я пришла в себя и вспомнила, что произошло, я, к своему ужасу, поняла, что снова попала в том же самый дом, где меня едва не погубили! Я умолила Таусу молчать, чтобы Фирио не нашла меня и не убила. Но я все же боялась, что она проболтается своей хозяйке, и решила потихоньку сбежать. И вдруг я услышала твои стоны, подумала, что это мучается еще одна жертва Фирио – и не смогла просто так уйти.
– Пусть благословят тебя все боги Олимпа! – взвыла, рыдая от счастья, Родоклея. – Прости, прости меня! Я помогала им, но с этим кончено! Кончено! Я… хотела рассказать все властям, но боялась, что Фирио сбежит, а меня распнут на городской стене за пособничество! А теперь Фиори хочет отомстить Хоресу Евпатриду, мужу Алепо, и она так спешила убить его, что не закрыла крышку подвала, и ты спасла меня, и… я, клянусь, я хочу только одного – уйти отсюда!
Бледное лицо Эфимии чуть порозовело.
– Что ты говоришь? – пробормотала она. – Фирио хочет убить Хореса Евпатрида?! Но моя госпожа… Но Тимандра…
Она осеклась:
– Мы должны остановить Фирио! Где она замыслила совершить это убийство?
– Она что-то бормотала про пир, который устраивает вечером архонт, – с трудом вспомнила Родоклея. – И про жрицу, которая не позволила ей проникнуть в школу гетер…
– Мы должны идти в школу гетер, – решительно сказала Эфимия. – Помоги мне! Мы расскажем все Тимандре, она придумает, что надо сделать!
– Ох, – захныкала Родоклея, – да меня Тимандра и слушать не станет.
