И вдруг слабым дуновением ветра до нее донесся чей-то зовущий голос:
– Иди ко мне! Иди же ко мне!
Может, ей почудилось? Она присмотрелась, и на другой стороне поляны увидела очертания чьей-то фигуры, движущейся в ее сторону. Но откуда здесь взяться человеку? Неужели кто из скита? Настя поднялась и спрятала пистолет в карман. Небольшая близорукость мешала ей разглядеть идущего через поляну человека. Она прищурилась и поняла, что это мужчина… Нет, скорее молодой человек. Он приближался, и Настя уже могла разглядеть его: высок, строен, белокур.
– Я так ждал тебя! Иди скорее ко мне! – настойчиво звал он ласковым голосом. – Это же я, твой любимый. Неужели ты забыла меня?!
Молодой человек, собирая цветы, подходил все ближе. Почему он кажется ей таким знакомым? Очаровательная улыбка, светящиеся добрым светом, прекрасные голубые глаза и до боли знакомые светлые волосы, отливающиеся золотом под солнечными лучами. Насте казалось, что ее сердце проваливается в бездну любви: это же он, ее Кирюшенька, как же она сразу-то не признала! Но как такое может быть?!
Не доходя до края поляны, Кирилл остановился, неуверенно глядя на нее и словно в раздумье роняя цветы себе под ноги.
– Неужели ты не узнаешь меня? – спросил он с застенчивой улыбкой.
– Кирюшенька! – выдохнула Настя, веря и не веря собственным глазам. – Дорогой, как же я могу не узнать тебя! Ты мой любимый, единственный! Но как ты оказался здесь? Мне сказали, что ты умер. Значит, меня обманули?
– Конечно, обманули. Я жив и здоров. Тебя вот ожидаю. Уже давно. А ты все не идешь и не идешь. Я так по тебе соскучился! Иди же ко мне! Посмотри, как здесь красиво! – раскинул он руки, словно приглашая полюбоваться поляной.
Настя окинула взглядом нежное, созданное самой природой, изумрудное ложе, словно подготовленное специально для них, затем перевела глаза на монашеский наряд и решительно принялась раздеваться.
– Я иду к тебе, Кирюшенька! – бормотала она, путаясь в длинных одеждах. – Уже иду! Только скину эти ненавистные хламиды… Как жаль, что с нами нет нашего мальчика, нашего сыночка. Я назвала его в твою честь, Кирюшенькой. Мне пришлось оставить его в тюрьме, но мы заберем его, правда?
Люсенька, прислушиваясь к словам обезумевшей Насти, даже остолбенела от такого признания. Так у Насти есть ребенок, и он от Кирилла?! Она боязливо выглянула из-за дерева. На краю болота с протянутыми к Насте руками стоял некий призрачный силуэт мужчины. Люсенька мигом спряталась за дерево, чувствуя, как от ужаса слабеют колени. Она прислонилась спиной к стволу, чтобы не свалиться.
– Конечно, заберем! Иди же ко мне! Что же ты медлишь? Не бойся, я с тобой.
– Да-да, я иду к тебе, любимый!
Настя, оставшаяся в одной ситцевой белой рубахе, сделала шаг к цветочной поляне и вдруг почувствовала, как кто-то упорно тянет ее за подол. Она гневно обернулась.
– Настя, – закричала Люсенька в панике, – не ходи туда! Это не человек. Это болотник! Он специально тебя к себе заманивает. Там же болото, из него не выбраться!
– Уйди! – безуспешно пыталась высвободиться Настя, расцепляя пальцы Люсеньки. – Я иду к любимому. Я иду к Кирюшеньке. Ты не смеешь меня задерживать.
– Нет, Настя, опомнись! – крепко держала Люсенька за подол вырывающуюся Настю. – Это оборотень. Он превращается, в кого захочешь. Это не Кирилл. Тот давно умер.
– Уйди, гадина! Кирилл жив. Вот же он, перед тобой! Неужели не видишь?
Люсенька машинально глянула на призрачный силуэт и ахнула: перед ней, улыбаясь, стоял… Алеша! Сердце Люсеньки замерло от желанного видения, глаза затуманились слезами, и она, отпустив Настю и ничего не замечая вокруг, словно завороженная потянулась к любимому. Он казался так близко, что Люсенька по привычке утонула в синеве его глаз. Алеша протягивал к ней руки, готовый заключить в объятия, и Люсенька уже мысленно таяла от наслаждения, явственно осязая на губах его сладострастные поцелуи, как внезапно почувствовала болезненный удар в плечо.
– Не смей к нему прикасаться! – истошно вопила Настя, отпихивая Люсеньку от края поляны. – Опять ты стоишь у меня на пути? Кирилл не любит тебя! Он принадлежит мне, и только мне! Убирайся отсюда! – Она снова толкнула соперницу, и та упала навзничь. – Кирюшенька, любимый, я иду к тебе! – воскликнула Настя и бросилась в объятия… смерти.
Стоило ей лишь ступить на цветочную поляну, как та вмиг поглотила жертву, не дав возможности ни испугаться, ни осознать, что случилось. Только слабый всплеск и зияющая пасть воронки, всколыхнувшей болото и вновь затянувшейся изумрудным ковром по-прежнему невозмутимой прекрасной поляны, над которой трепещет прозрачная дымка неясного силуэта.
Потрясенная Люсенька, словно завороженная, не могла оторвать взгляда от места, где только что сгинула Настя. Она совсем не чувствовала тела, которое вдруг стало ватным, безвольным. А когда подняла голову, чтобы разглядеть силуэт, перед ней снова стоял Алеша. Он протягивал к ней руки и заманивал сладким голосом:
– Иди же ко мне, любимая! Я так долго ждал тебя.
– Да-да, родной мой! Я уже иду.
Люсенька поднялась и, как под гипнозом, с хлынувшими из глаз от счастья слезами, сделала несколько шагов к болоту. И вдруг почувствовала, как наступила на что-то. Невольно она глянула себе под ноги и увидела черное тряпье, сваленное горкой. Так это же одежда Насти… канувшей в болоте! Мгновенно очнувшись, Люсенька в ужасе отскочила к дереву. Затем, не оглядываясь, бросилась в чащу.
А ей вслед несся дикий хохот вперемешку с жалобным стоном, разрывающим душу и сердце в клочья:
– Ха-ха-ха! Куда же ты, любимая? Не покидай меня! Помоги мне выбраться отсюда. Ха-ха-ха! Спаси меня! Я без тебя погибну!
Ох уж эта кровожадная ненасытная изумрудная чаруса с колдовскими повадками! Пышной радужной поляной, покрытой травяным ковром удивительно шелковистой сочной зелени, ты раскинулась по поверхности бездонного омута. Сколько людских жизней ты вобрала в себя? Скольких несчастных обманула призрачной волшебностью своей неземной красоты? Чудными лживыми видениями ты окутываешь сознание, и всякий, радушно встречаемый тобою, готов поверить в любую самую немыслимую мечту. Сколько же человеческих душ ты уже загубила и еще загубишь, оставляя без покаяния и хороня в себе без гроба и без савана…
Люсенька не помнила, как очутилась дома. Если бы не Виктор и Алтай, потеряться ей в тайге на веки вечные. Старушка безуспешно пыталась ее разговорить, но стресс, полученный от гибели Насти и встречи с Алешей, так велик, что на душе не осталось ничего, кроме беспросветной тоски и желания забыться навсегда. Не хочется ни думать, ни говорить… ни жить. Так и тянет вернуться обратно, вновь увидеть Алешу и кинуться в его объятия!
Сколько ни спрашивали скитские Люсеньку, что случилось на болоте, как ни пытались выяснить, куда подевалась монашка, чьи черные одежды, обувь и пистолет они нашли на берегу, так ничего и не добились. Глаза Люсеньки тут же заливались слезами, и она принималась рыдать так горько, что не в силах была вымолвить ни слова. И только когда бабушка предъявила скитскому батюшке Люсенькин головной платок с дырами от пуль, от нее наконец отстали с расспросами, опасаясь довести и так натерпевшуюся всяких страхов и ужасов девушку до невменяемого состояния.
