Всё ясно. Мама решила уведомить Зубарева – ну или тётю Наташу – о болезни Аглаи. Но Настя понять не могла, зачем это нужно было делать и почему Саша не позвонил ей, а примчался сюда.
– Нет, температуры нет. Она спит.
– Хорошо.
Они переместились в кухню, которая стала совершенно тесной, но Настя не могла не признаться сама себе – ей нравилось видеть здесь Сашу, хоть она и старалась изо всех сил прогнать от себя неуместное чувство.
– Давайте чаю попьём, – проговорила мама Насти, которая так на дочь и не смотрела. – Мальчики, вы какой любите?
А дальше у них с Власом завязался разговор о сортах чая, а Настя сидела, то и дело натыкаясь взглядом на пристально смотрящего на неё Сашу, и не знала, куда деваться от заполонившего её ощущения, будто вернулась в прошлое.
– Ладно. Я пойду Глашу проведаю. – Она поднялась из-за стола, едва допила чай, и Зубарев тут же повернул кресло.
– Можно с тобой?
Она снова испытала удивление, но говорить ничего не стала. Только кивнула и пошла в сторону спальни.
– Что с ней могло случиться? – шёпотом проговорил Саша, когда Настя потрогала лоб ребёнка и кивнула, давая понять, что температуры так и нет.
– Дети болеют, так случается, – пожала плечами Настя.
– А отец её где?
Она сделала короткий вдох. Когда речь заходила о папе Аглаи, хотелось закрыть эту тему сразу же. Да ещё и в ультимативной форме попросить собеседника больше об этом не спрашивать. Но Саша смотрел на малышку с неподдельным беспокойством, потому Настя просто проговорила, старательно делая вид, что относится к этой теме безразлично:
– У нас с ним не сложилось.
– Хм. Понятно.
– Что тебе понятно?
– Что у вас не сложилось.
Настя устроилась на краю постели и внимательно посмотрела на Зубарева.
– Можешь ответить честно – зачем ты здесь?
– Ты против, чтобы я приезжал к тебе в гости?
– Не против. Но это как-то странно, не находишь?
– Что в этом странного?
– Ещё совсем недавно ты дал понятно совершенно чётко, что моё присутствие рядом с тобой абсолютно нежелательно.
– Это было недавно.
– Что изменилось теперь?
– Я пересмотрел свой настрой на компаньонов, – на лице Зубарева появилась улыбка.
– Вот как? И что же этому поспособствовало?
Саша посмотрел на неё так, словно сомневался – стоит ли говорить хоть что-то. И, наконец решившись, ответил:
– Глаша твоя.
Настя кашлянула. Вот уж поистине сегодня был вечер удивлений.
– Ты ей тоже нравишься. Я рада, что вы подружились. Кстати, это мама моя тебе позвонила?
– Да. И если в следующий раз такое случится снова, уведоми меня сама, хорошо?
Настя уже собралась было сказать всё, что думала по этому поводу, когда рядом с ней завозилась Аглая. Открыла глаза, обвела комнату замутнённым ото сна взглядом и вдруг выкрикнула звонко:
– А я знала, что ты ко мне приедешь!
И в следующее мгновение уже заползала к Саше на колени.
– Глаш, ну! Опять сейчас температуру набегаешь, – беззлобно одёрнула дочь Настя. Посмотрела на Зубарева, но тот, кажется, был совсем не против таких вольностей. Заулыбался как-то по-особенному тепло. Настя уже и забыла, когда видела его таким.
– Не набегаю. Я просто посижу, – заверила в ответ Аглая.
– Ты как себя чувствуешь?
Настя снова проверила температуру, приложив ладонь ко лбу дочери. Кажется, пока всё было нормально.
– Хорошо чувствую, только спать опять хочется.
Глаша зевнула и закрыла глаза. Саша осторожно придерживал ребёнка одной рукой, второй же направил кресло туда, где оно не стало бы мешать на проходе. Похоже, он собирался задержаться здесь?
– Ладно, я пойду молока подогрею Аглае.
– Хорошо. Пусть она пока отдыхает, – шёпотом откликнулся Саша, и Настя вышла.
Она была… удивлена. И это мягко говоря. То, каким Зубарев становился рядом с Аглаей, поражало. Как будто именно ребёнок и мог вернуть его в то время, когда он не был озлоблен из-за полученной травмы.
– Ну, как она?
Влас и мама, тихо переговаривающиеся в кухне, как по команде подняли взгляд на вошедшую Настю.
– У Саши на руках устроилась и вроде опять спать собралась.
– Хм.
Влас кашлянул и спрятал улыбку за глотком чая, который ему тут же принялась подливать мама Насти. Странные они оба какие-то…
– Так, я сейчас Глаше молока хочу приготовить, а то она не ела толком ничего.
Настя захлопотала у плиты, чувствуя на себе взгляды Власа и матери. Интересно, что они тут обсуждали, пока оставались вдвоём? Наверняка всю эту ситуацию, в которой каждый из них вроде как тоже был замешан.
И Настя бы с удовольствием присоединилась к этим обсуждениям, если бы они настолько её не трогали. Да, присутствие в её доме Саши отзывалось внутри Насти совершенно по-особенному, хоть она и делала вид, прежде всего перед самой собой, что это не так.
– Всё. Пойду молока Глаше дам.
Она повернулась к Власу, сомневаясь, стоит ли спрашивать его о том, когда они с Зубаревым уедут. Но тот сам её понял без слов:
– А я тогда Сашу домой отвезу.
Влас поднялся из-за стола и последовал за Настей, но когда оба вошли в их с Аглаей спальню, оказалось, что и Зубарев, и Глаша… спят. Саша, теперь уже прижимающий к себе ребёнка обеими руками, откинул голову назад и уснул. Аглая тоже посапывала, уткнувшись лицом в плечо Зубарева.
– Мда-а, – протянул Влас, почёсывая затылок. – Вот и что теперь делать?
– Ума не приложу. Будить, что ли?
Она поставила молоко на столик и посмотрела на помощника Саши вопросительно, раздумывая, стоит ли задавать вопросы о той сфере жизни Зубарева, для обеспечения которой Влас и находился рядом с ним.
– Пусть пока поспят, если ты не против.
Настя пожала плечами. С чего бы ей быть против? Если уж Влас считал, что можно оставить Сашу спать, то она спорить не собиралась.
– Это на пару часиков. Максимум. Мы потом уедем, – добавил Влас и вышел из комнаты.
Настя устроилась на постели рядом с креслом Зубарева и Глашей. Улыбнулась, когда Аглая во сне поморщилась, но прижиматься к Саше не перестала. Снова нахлынули мысли о том, что было бы у них с Зубаревым, если бы тогда, семь лет назад, они остались вместе. Возможно, расстались бы уже без вмешательств со стороны, просто потому, что переросли те свои отношения. А может, были бы счастливы вместе. Воспитывали бы детей. Наверное, Саша был бы отличным отцом, вон как с Глашей быстро подружился, да и она в нём теперь души не чает.