Последующие дни были наполнены самым настоящим сумбуром. Но таким, от которого получали удовольствие все. Глаша вообще была в восторге – Настя понимала, что такой свою дочь не видела ни разу. Им даже удалось снова вытащить Сашу на прогулку, но на этот раз всё прошло гораздо лучше, чем в тот день, когда ездили на хоккей.
Зубарев принял участие в закупке всякой школьной всячины для Аглаи, и как Настя ни старалась с этим бороться, но оба успели нахватать с прилавков столько всего, что на кассе их рассчитывали целую вечность.
– Большая часть покупок Глаше явно не пригодится! – пыталась воззвать к разуму Зубарева Настя, на что тот лишь отмахивался.
Вечером Аглая устроила целое представление, бесконечно сменяя блузки и дефилируя перед ними. И Насте только и оставалось, что качать головой, мысленно смирившись с такой растратой.
Между ней и Сашей установились такие отношения, в которые она даже боялась верить. Нет, тот Зубарев, которого она знала годы назад, остался в прошлом, но Настя была этому только рада. Потому что сейчас рядом был совсем другой мужчина, и она постепенно начинала ему доверять. Он был внимательным и чутким, и каждым своим действием и словом давал понять, что она очень важна для него. Порой, правда, мелькали мысли – что было бы, не окажись Зубарев в инвалидном кресле? Была бы ему точно так же нужна Настя? Она старалась гнать их от себя, потому что смысла размышлять об этом не было. Всё шло так, как шло, а примерять какие-то ситуации, которые уже не сбылись, было глупым.
– Насть, привет! – послышался в трубке голос Власа, когда она подошла к телефону.
Этот день проводили порознь – Настя и Глаша у себя дома, Влас с Зубаревым – у себя.
– Что-то с Сашей? – мгновенно насторожилась она, слыша, как в висках застучало сердце.
– Нет. Точнее, речь пойдёт о нём, но с ним всё в порядке.
– Тогда в чём дело?
– Встретиться со мной сможешь? Это ненадолго. Просто нетелефонный разговор. Да и не хочу, чтобы Саша о чём-то знал.
Настя сделала глубокий вдох и посмотрела на играющую в куклы Глашу.
– Смогу минут на двадцать. Устроит?
– Устроит. Сейчас к Саше мать приедет и я к тебе смотаюсь. Позвоню.
Он отключил связь прежде, чем Настя успела засыпать его новыми вопросами. Странно всё это было. Какие-то тайны, интриги, расследования…
Она улыбнулась дочери, которая оторвалась от своей игры и посмотрела на неё вопросительно, и, решив, что гадать смысла нет, пошла на кухню мыть посуду.
Влас приехал к ней минут через тридцать. Настя спустилась к нему с отчаянно колотившимся сердцем, уже предвидя какие-то нехорошие новости.
– Всё в порядке, – усмехнулся он сразу, видимо, поняв по её лицу, насколько она встревожена. – Сядешь? – Он кивнул на скамейку возле подъезда.
– Ага, – кивнула она и устроилась на скамье. – Давай уже выкладывай, что там у тебя.
Влас присел рядом и прищурился, глядя на Настю, у которой возникло ощущение, что он мысленно прикидывает, говорить с ней о том, о чём хотел, или нет.
– Ты знаешь, что у Саши шансов восстановиться не очень много?
– Знаю, – кивнула она. – И что?
– До твоего появления у него даже мыслей не было о том, что он снова хочет ходить. Я не знаю, что это было. Даже копаться в этом не хочу, потому что Зубарев же упёртый. И рассказывать не рассказывал, и прям наотрез отказывался от того, что предлагали врачи.
Настя кивнула, понимая, о чём говорит Влас. Если Саша что-то себе вбил в голову – и причины для этого были совсем неважны – пиши пропало.
– То, что он сейчас схватился за своё желание подняться на ноги… я даже не знаю, как к этому относиться.
– А как к этому можно относиться?
– По-разному. – Влас пожал плечами. – Понимаешь, если у него не получится, я… боюсь загадывать, что тогда будет с Сашей.
– Так. А какие шансы на то, чтобы всё получилось?
– Пятьдесят на пятьдесят. Или получится, или нет. Ему предлагают операцию, но чем больше времени проходит, тем меньше становится шансов.
Настя округлила глаза, не совсем понимая, как реагировать на эту новость. Если Зубарев настолько хочет подняться когда-нибудь из инвалидного кресла, почему он не хватается за эту возможность?
– Почему он тянет?
– Раньше просто не хотел ничего. Сейчас у него есть опасения.
– Какие?
– Если операция не поможет, то… вероятность, что он когда-то будет стоять на ногах, станет вообще мизерной.
– Но ведь существует шанс, что она поможет!
Настя даже вскочила со скамейки и воззрилась на Власа сверху-вниз.
– Да. Но представь, что он будет чувствовать, если вдруг всё пойдёт прахом?
– Хм. Я думаю, что хуже уже не будет.
– Ты права. Со своей колокольни. И я с такой же колокольни могу сказать то же самое. Но мы не были – и надеюсь не будем – на его месте. И что он чувствует, тоже испытать не сможем.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала?
– Для начала ответь на вопрос. Ты готова будешь рядом находиться, даже если у Саши не останется шансов на нормальную жизнь?
Настя снова села рядом с Власом. Он задал вопрос не в бровь, а в глаз, и она сама спрашивала себя об этом им не раз.
– Я люблю его, – просто сказала она.
– Я спрашивал о другом.
– Я знаю! Влас, послушай, тут всё не так просто. Нельзя просто взять и ответить на этот вопрос однозначно, учитывая то, что было у нас с Зубаревым. Учитывая, как он может начать себя вести. У меня есть Глаша, в первую очередь я буду думать о ней. Потому что если Саша вдруг снова превратится в самую большую задницу на свете… – Она развела руками, как бы говоря, что тогда не ручается за свои обещания, которые бы сейчас могла дать Власу.
– Я понимаю, Насть. И услышал то, что и предполагал. Ты права. Во всём.
Он поднялся на ноги и прежде, чем поехать обратно к Зубареву, добавил:
– Я считаю, что Саше нужно соглашаться на операцию. Чем скорее, тем лучше. С остальным разберёмся потом. Теперь бы донести это до самого Саши.
Подмигнув Насте, Влас ушёл, оставив её одну. Он был прав – донести это до Зубарева и потом, в случае чего, не стать крайними, будет очень и очень сложно. Но и медлить было нельзя.
– Почему ты не сказал мне, что тебе предложили операцию? – сразу перешла в наступление Настя, когда они с Сашей увиделись на следующий день.
Зубарев поморщился в ответ и попробовал свести всё к шутке:
– Ни привет, ни даже поцелуя? – вскинул он брови. Было заметно, что пытается выглядеть расслабленным, но получалось у него не особо хорошо. Напряжение так и сквозило в каждой черте его лица.
