— Это будет очень скучное повествование.
— Да и я парень не слишком весёлый, как ты уже заметила.
Это не было правдой. Нет, Макс не изображал из себя клоуна, не паясничал, был скорее замкнутым и излишне серьёзным. Таким… обстоятельным. Но это не отталкивало. Напротив.
— Я… только не смейся.
— Не буду.
— Я пишу книги. Ими и увлекаюсь. Ими и занимаюсь.
— Почему должен смеяться?
— Потому что это любовные романы.
— И?
— И там рассказывается о том, кто, куда и как трахнул главную героиню.
— Только главную? Почему остальным не перепадает такого счастья?
— Макс!
— Я шучу. Но всё равно не понимаю, почему я должен смеяться над любовными романами.
— Ну… не смеяться. Относиться снисходительно.
— Неа. Я ими не увлекаюсь, не подумай. Но и не считаю правильным относиться снисходительно к тому, чем занимаются другими.
— М… Это круто.
— Наверное. Так что там с героиней, которую куда-то трахают?
Он сдерживал улыбку — Алиса видела это. Но по тому, как потемнели его глаза, поняла, что Макс задаёт этот вопрос не просто так. Намекает на ту ночь? Вряд ли. Скорее — на логичное продолжение их вечера.
— А что с ней? Ей это очень нравится.
— Да? Это хорошо. Люблю, когда героиням хорошо после траха.
— Кхм.
Нет, братья определённо сговорились свести её с ума. Сначала один, потом другой. Делали это совершенно по-разному, но результат был примерно одинаковый.
— Что?
— Ничего. Расскажешь и ты о себе?
— Ты же читала старину-Гугла.
— Ну, это не то.
— Вряд ли могу знать о себе что-то большее, чем он.
— Ну… Мне же интересно.
— Основное ты знаешь. Вратарь местного клуба. Всю жизнь, лет с пяти, посвятил хоккею. Не женат, тридцать два года. Не был, не участвовал, не привлекался.
— Это радует. А твои родители?
— Развелись, когда я был совсем маленьким. Отец уехал. Мать осталась в Питере.
— А почему Марк в штатах, а ты здесь?
— Мы не будем говорить о Марке.
Он неожиданно отстранился. Не физически, но Алисе хватило ума это понять. С силой сжал челюсти, бросил на стол салфетку.
Она ступила на ту территорию, куда ей хода не было. Никаких разговоров о Марке, хорошо.
— Прости.
— Да нет. Это ты прости. Просто не хочу о брате.
— Договорились.
Алиса отвела глаза от Макса, вяло ковыряясь в тарелке с остывшим горячим. Ей не было обидно, да и неприятно тоже не было. Скорее, испытывала тревожное ощущение, что Макс закроется. Её и так не покидало чувство, что она вынуждена к нему пробиваться. А уж когда к этому чувству присоединилось ощущение хождения по минному полю, жизнь её легче не стала.
— Извини. Ты здесь не при чём.
— Знаю.
Она вновь посмотрела на Макса и мягко улыбнулась, давая понять, что всё в порядке и ничего не произошло. И по его взгляду, в котором сквозила встревоженность, поняла, что он тоже волнуется.
— Ты десерт будешь? — задал он вопрос на нейтральную тему, и Алиса решилась.
Облокотилась на стол, подаваясь к нему. Она его хотела. И могла поспорить на что угодно — Макс хотел её тоже.
— Какой предложишь?
— Мороженое.
— С кислинкой?
— Нравится такое?
— Нравится.
— Тогда его. И не здесь. Поехали.
Ему даже удалось спокойно довести машину до Крестовского, также спокойно открыть Алисе дверь, подать руку и добраться до дома. Стояк распирал джинсы, а от картинок, где он уже трахнул девушку во всех возможных и невозможных позах, в голове помутилось.
Он и представить не мог, что упоминание Марка во время ужина настолько его взбесит. До белых точек перед глазами, до белых костяшек на сжавшихся в кулаки руках. До бешеного пульса и шума в ушах. Злость накрыла с головой, вобрала в такой тугой кокон, что и сделать следующий вдох Макс мог с трудом.
Он хотел Алису. Хотел бы её даже если бы она не вспомнила о Марке. Но теперь желание, приправленное этим бешенством, стало непреодолимым.
Макс представлял, как будет брать Алису. Как выбьет из неё ударами бёдер все воспоминания о его брате. Будет слизывать крики, переходящие в усталые стоны, с её губ. Он не оставит ни одной возможности помнить. Ни единого шанса сравнивать. Он просто не оставит ей мыслей о Марке.
Едва дверь за ним закрылась, как он дёрнул Алису к себе за руку. Развернул и набросился на её губы. Жадно сминая их, врываясь языком в её рот. Спиной вжал в стену, собой — вжался в неё.
Она должна быть окутана только его запахом. Помнить только о его прикосновениях. Должна хотеть только Макса. И Алиса ответила — сразу, в ту же секунду, будто только и ждала этого поцелуя и этих прикосновений.
Он взял её прямо в тёмном коридоре, стоило только задрать чёртово платье, рвануть «молнию» на джинсах, сдвинуть её трусики в сторону и усадить на себя. Ворвался быстро, грубо, ловя губами приправленный болью крик. Начал трахать так же быстро, глубоко, не заботясь о том, получает она удовольствие или нет.
Стереть все воспоминания.
Стереть самого Марка из её жизни.
Сейчас и навсегда.
Алая пелена перед глазами — злость и удовольствие. Такого Макс не чувствовал до этого момента никогда и ни с кем. Дыхание — с хрипом, а стоны больше похожи на рык. Безумие было таким абсолютным, будто всегда являлось частью Макса. Ни единой мысли о том, что он почти что насилует Алису. Ни единой нотки раскаяния. Он их почувствует их потом — сейчас же есть только потребность трахать и трахать ту, которая отдавалась ему в ответ.
Наконец первая адская вспышка неконтролируемой жажды прошла. Макс замедлил движения, выравнивая надсадное дыхание. Прислонился лбом к стене возле виска Алисы.
— Прости, — выдохнул, чувствуя, как плечи, на которых лишь чудом осталась рубашка, саднит ноющей болью. Вероятно, Алиса царапала их, а он этого даже не заметил.
— Всё хорошо.
Она выдохнула эти слова тихо, голос дрогнул, и Макс мысленно обругал себя. Злость превратила его в насильника, в того, кем он никогда не был.
— Нет, не хорошо. Прости.
Так и не выходя из Алисы, Макс толкнул первую попавшуюся дверь, вошёл в тёмную кухню, которая оказалась за нею и, подойдя к столу, усадил на него Алису.
Он не знал, имеет ли право на продолжение после того, что сделал. Не знал, не сбежит ли Алиса, стоит ему только отпустить её. Но понимал, что это последнее, чего бы он желал.
