Второй период был в разгаре, передвижение игроков на поле — молниеносным. Но к подобному Алиса начинала привыкать, даже знала теперь, что после вышедшей за синюю линию шайбы, игрокам тоже следовало покинуть зону противника. Она почти успокоилась, когда случилось то, что заставило Алису вскочить с места и испуганно охнуть, прижав ладонь ко рту. Марк, вышедший один на один с Максом, налетел на него с такой скоростью, что тот упал на лёд, но тут же вскочил. В стороны полетели части экипировки, Алиса в ужасе смотрела на то, как за считанные доли секунды, до момента, когда на помощь вратарю сборной России примчались остальные игроки, Беккеры успевают нанести друг другу минимум по паре ударов.
Словно в жутком сне, она видела с каким остервенением братья дерутся. С трибун послышались свист и крики на отборном матерном русском. Алиса не выдержала и закрыла лицо руками. Ей было так страшно, как не было страшно никогда. Умом понимала, что их разнимут, что такое происходит на матчах сплошь и рядом, но не могла себя заставить не бояться. Не дожидаясь того, чем окончится потасовка, она покинула трибуны, чтобы спрятаться в номере отеля и не выходить оттуда как минимум до окончания Олимпиады.
* * *
Ну и чего он хотел всем этим добиться?
Марк прислонился спиной к закрытой двери и перевел дыхание. Кровь шумела в ушах, член бешено пульсировал от болезненного возбуждения. Марк стоял, до боли сжимая дрожащие руки в кулаки, борясь с желанием догнать девушку и утащить к себе, заперев в номере до самого утра. Истязать все новыми и новыми ласками. До полного изнеможения, с одержимостью, которую в нем будила только она. Что в ней, черт побери, было такого, что после единственной совместной ночи он теперь постоянно представлял перед собой ее, когда трахал других? Ее влажные, приоткрытые губы, темные, разметавшиеся по подушке волосы, манящий взгляд карих глаз…
Подобные чувства были чужды ему прежде. Желание обладать безраздельно, сжигающая дотла ревность. Его пугала сила этих эмоций. Именно поэтому он и выставил ее сейчас — хотел показать и ей, и себе, что может использовать ее, когда пожелает, а потом выкинуть, как ненужную вещь. Хотел увериться, что по-прежнему имеет над ней власть, влекущую ее к нему, несмотря на то, что она встречается с его братом. И хотел доказать себе, что она, в свою очередь, не имеет власти над ним. Но последнее было абсолютной ложью.
После встречи с ней в ресторане он был возбуждён настолько, что схватил первую попавшуюся девку, которой оказалась Стеф, чтобы снять напряжение. Для этого годилась абсолютно любая. Он все равно видел перед собой только ту, которой не мог обладать. Закрыв глаза, Марк яростно вонзался в тело Стеф, вспоминая, как брал незнакомку в машине, на столе, в душе… Это в нее он входил раз за разом, из нее выбивал эти стоны и всхлипы, ее голос слышал в криках удовольствия, которые издавала под ним женщина. Обманывал себя раз за разом. Убеждал, что однажды и не вспомнит, как она выглядела. Что вереница других женщин сотрет память о ее запахе и вкусе. Упорно лгал себе, и все только ради того, чтобы встретив ее вновь, понять, насколько безоружен перед своим влечением к ней.
Злость на собственную слабость породила в нем дикое желание унизить ее. Отсюда и вся куча дерьма, которую он наговорил ей. А когда она появилась на пороге его номера, Марк окончательно потерял над собой контроль. Желание наказать ее смешалось с желанием доставить ей удовольствие. Оставить на ее теле свой несмываемый отпечаток. Заставить понять, что он лучше Макса.
Макса, которому отдал ее собственноручно.
Марк вдруг понял, что не знает ответа на самый главный вопрос — зачем ему вообще нужна эта женщина?
Только ли для того, чтобы досадить брату? Только ли для того, чтобы трахать ее, пока не надоест?
Что он мог дать ей еще, помимо крышесносного секса? Что готов был дать? Что хотел?
Марк не сомневался — с Максом ей будет гораздо лучше. Он наверняка даст ей то, чего хотят многие женщины — постоянство. Верность. Серьезные отношения.
А способен ли он, Марк, на подобное? Он не знал. Зато знал другое — он эгоистично хотел ее себе. Несмотря на то, что наверняка сделает ее несчастной.
Оттолкнувшись от двери, Марк оделся и тяжело опустился на кровать. Несколько минут тупо смотрел в стену, а потом протянул руку к телефону и набрал хорошо знакомый номер.
— Алло, — раздался в трубке хриплый со сна голос и слух Марка уловил последовавший за этим зевок.
— Ртуть! Ты что, вратарская твоя задница, все ещё дрыхнешь?
— Твою мать, кэп! А почему бы мне не дрыхнуть?
Марк взглянул на часы. В Сан-Франциско должно быть около 12 дня.
— Потому что уже почти полдень? — спросил он с сарказмом. — Лепьер что, совсем вас там распустил?
— О нет, Бек, оставь свои капитанские наставления, умоляю. И, кстати, ответный вопрос — какого хрена ты ещё не спишь? Завтра же игра с Россией!
Марк вздохнул и взъерошил волосы свободной рукой.
— Хотел спросить тебя кое о чем. О твоей жене.
— Об Элис? Черт возьми, Бек, ты что, запал на мою жену? — нотки удивления в голосе Харвуда сменились на угрожающие.
Марк вспомнил невысокую худощавую женщину со светлыми волосами и острыми чертами лица. Приятная, но далеко не красавица. Тихая, покорная, верная тень мужа. Нет, черт возьми, в тот день, когда он решит увести ее у Ртути, его можно будет смело сдавать в психушку.
— Не кипятись, — ответил Марк устало возмущённому приятелю, — я не претендую на твою жену. Я просто хотел узнать… — он замялся на пару мгновений, потом всё-таки продолжил:
— Как ты понял, что это именно она?
Ртуть присвистнул.
— Ого, кэп! Да ты никак втрескался! Кто она? Неужто та симпатичная брюнетка из кофейни? Я видел, как ты на нее смотрел, да-да! Хотя и удивился, ведь обычно ты предпочитаешь трахать…
— Сука, Ртуть! Можешь ты просто ответить на вопрос?
— Ну… не знаю, как объяснить. Просто понял вдруг, что без Элис все как-то не так. Ну, небо там не такое голубое, гамбургер не такой вкусный…
— Мать твою, Ртуть! Да ты поэт, — съязвил Марк.
— Между прочим, ты не дал мне закончить.
— Нет уж, спасибо, избавь меня от дальнейших сравнений. Я совершенно не горю желанием узнать, что без Элис толчок не такой удобный и струя не такая прямая.
— Фу, кэп, какая пошлость!
Марк усмехнулся.
— За это ты меня и любишь.
— Пожалуй. Но Элис я всё-таки люблю больше.
— И слава Богу! Будь иначе — я бы побоялся поворачиваться к тебе задом.
— Да ну тебя! — добродушно заключил Харвуд. — И что, это все, ради чего ты разбудил меня в такую рань?
— Конечно нет. Ещё для того, чтобы сказать: поднимай свою ленивую задницу и иди тренируйся! В последней игре ты пропустил совсем необязательную шайбу. Возможно, если бы ты жрал поменьше бургеров, то ворочался бы побыстрее.
