Весь разговор он прогонял от себя назойливую мысль, которая не давала ему покоя — что, если она приняла его за другого? Что тогда ему делать? Как выдержать разочарование в ее глазах, когда она поймет, что к ней пришел не тот, кого она ждала?
Хотя он, кажется, дал ей достаточно прозрачных намёков. И то, как она отвечала на них, вызывало у него улыбку. Он чувствовал себя по-идиотски счастливым.
Но теперь, когда остался наедине с собой, не мог избавиться от еще одной тревожной мысли — что было, черт возьми, в концовке того проклятого романа? Он мог бы открыть его и узнать все прямо сейчас. Мог бы досрочно узнать свой приговор.
Но он не станет этого делать. Он не в состоянии лишиться этой последней надежды, которую так отчаянно хватал за хвост. Может быть, ему все же повезет. Может быть, он все истолковал верно.
А если нет… он не хотел представлять, что будет чувствовать в этом случае. Хотя уже многое было им пережито и передумано, встретиться с ней и понять, что она никогда не будет ему принадлежать — самое тяжёлое и неподъёмное испытание. «Никогда»… какое короткое, но больно ранящее слово, пропитанное безнадежностью. Как ему жить дальше под этим грузом? Как отпустить ту, о которой не мог перестать думать? Никогда…
К черту все это. Она нужна ему. Осталось только донести до Алисы, если она этого ещё не поняла, что и он нужен ей не меньше.
А главное — как-то дожить до Праги.
* * *
Наверное, самым правильным было уехать от Лены ещё в тот день, когда окончательно поняла, что Морковка больше не напишет, но Алиса не могла. Почему-то казалось — стоит покинуть эту комнату, где она впервые ответила на его сообщение, и всё исчезнет. Она снова станет жить той жизнью, которой жила до момента, когда отправилась в Сан-Франциско и встретила Марка. И всё сотрётся, будто бы и не было. И это так пугало, что Алиса находила тысячу поводов, чтобы остаться в Стеклянном. Даже завела разговор о том, чтобы переводить тёте на карточку часть своих доходов от книг, за что получила пространную лекцию на тему, что они одна семья, и Лена не потерпит подобных неприличных предложений.
И Алиса осталась. Хотя бы ещё на несколько дней, как заверяла она саму себя. Во что должны были превратиться эти самые «несколько дней», она и сама не понимала. Или — в очередное ожидание, или — хоть в какое-то подобие попытки исцелиться от мыслей о Марке.
В тот вечер, когда Морковка написал ей снова, она как раз вышла в сеть, чтобы перечитать их переписку. Цель была одна — попробовать понять, что вкладывал в написанное её собеседник. Если конечно, всё же вкладывал, а не развлекался в сети, написав ей первое, что взбрело в голову, и забыв о тихой донье, едва вышел из приложения. А ещё хотела понять. Понять очень-очень важное. Почему — ну почему?! — она так быстро смогла уверить себя в том, что это Марк?
И почему сейчас всего от одного вопроса Морковки сердце начало стучать, как бешеное?
Алиса даже не смогла выдержать паузу. Чёртова гордость была послана далеко и надолго, потому что она отчаянно боялась. Боялась, что Морковка исчезнет, если она ответит ему не прямо сейчас, а минут через десять. Ну почему же она такая глупая? Почему от идеи, что это мог действительно быть Марк Беккер, её затапливает такая эйфория?
Всё, на что хватило Алису, был строгий тон. В противовес тому, что она действительно испытывала, он самой ей казался каким-то чужеродным и пластмассовым. Но могло же у неё остаться хоть немного гордости? Или нет?
А потом она пропала. Каждое слово, каждая буква, что писал ей Морковка, словно кричали ей, что это действительно Марк. Как же сладко было самообманываться, если это вправду был самообман, и как же не хотелось сейчас думать о том, насколько больно будет падать, если при встрече она поймёт, как глубоко ошибалась…
Но сейчас у неё была их переписка. И улыбка на губах, которая не исчезла даже когда она вышла из сети. И всё то, что уверило её ещё сильнее — это действительно Марк. Она даже сверилась с календарём КХЛ, чтобы понять — десятого апреля Макс будет защищать ворота родного клуба в борьбе за кубок Лиги, соответственно, Морковка — не он. А вот Марк вполне может взять пару выходных и отправиться в Прагу.
В ту ночь она впервые за долгое время уснула быстро, без привычных минут, когда ворочалась с боку на бок, мучаясь мыслями о Беккере, от которых наутро во рту появлялся горький привкус. Ведь как бы ни заверяла себя, что Марка следует послать далеко и надолго, так ни разу и не смогла этого сделать.
— Уезжаешь?
В дверях комнаты застыла Лена, на губах которой витала полуулыбка. Она смотрела на то, как Алиса быстро и невпопад бросает вещи в сумку, и едва не смеялась. А Алиса… Алиса даже не отдавала себе отчёта в том, что делает. Просто собирала всё подряд, надеясь, что совсем скоро, когда окажется в Праге, её уверенность либо подтвердится, либо испарится.
— Да. В Прагу смотаюсь на пару дней, — как можно беспечнее отозвалась она. Рассказывать о переписке с Морковкой не хотелось даже Лене. Потому что это мог быть самый большой провал в её жизни. И потому что сейчас она не готова была услышать, что поступает глупо, отправляясь за тридевять земель по первому зову незнакомца из сети.
— М-м-м. Какая ты у меня неугомонная.
— Есть немного.
Она уложила в небольшую сумку ноутбук и осмотрелась в поисках забытых вещей. Не видела перед собой ровным счётом ничего, но разве это было важно?
— Ага. Есть немного. Ну-ну.
В голосе Лены послышалась насмешка. Но злости в ней не было ни капли. Она шагнула в комнату, забрала сумку с техникой из рук Алисы и усадила племянницу на постель, а сама устроилась рядом.
— Рассказывай, — произнесла тихо, но безапелляционно. И Алиса подавила в себе первый порыв промолчать. Это же была Лена. Которая всегда поддерживала её и помогала советом. Так почему сейчас ей стало настолько важно скрыть свою историю с Морковкой даже от тёти?
— Меня туда пригласили.
— Кто?
— Некто Весёлая Морковка.
Нет, она понимала, что это звучит, мягко говоря, странно, но выражение лица Лены окончательно дало понять ей, насколько случившееся чудесато.
— Весёлая, прости, кто?
— Морковка.
Это слово даже удалось произнести относительно спокойным тоном. А всё потому, что для неё беседы с овощным маньяком стали за это время абсолютной нормой.
— Ага. Морковка. Ну, неплохо. Это хоть мальчик?
— Да. Наверное.
— Наверное?
— Говорит о себе в мужском роде.
— Ясно. Ну и то хлеб.
Лена пожала плечами, а Алиса прочувствовала, чего стоило тёте сделать «покер фейс» в этой ситуации. И она её прекрасно понимала. Не каждый день ей племянница говорила, что готова сорваться и лететь в Прагу на встречу с морковью.
