Она подумала и прибавила:
– Предупреждаю сразу, трудиться придется много.
Приступать к работе нужно с завтрашнего утра.
На полудетском личике отразилось сначала недоверие, затем
злая насмешка.
– А что же не с сегодняшнего вечера? – Девица
наконец-то пришла в себя и даже подбавила в голос искреннего удивления. –
И, кстати, в агентство вам обратиться никак, да? А, поняла! Вы, наверное,
привыкли домработниц на улице находить? Ну, чтобы комиссионные не платить, или
как там это называется…
Марта Рудольфовна огорченно покачала головой.
– Ах, еще и глупа… – пробормотала она будто бы
самой себе. – Прощайте, голубушка.
Аккуратно обошла девушку и пошла прочь, покачивая зонтом над
головой. Ошеломленно глядя ей вслед, швейцар обратил внимание, что сапожки у
старухи замшевые («замшевые! по слякоти!»), с кокетливой бахромой, едва
прикрытой широкими клетчатыми брюками.
– Подождите! – срывающимся голосом вдруг крикнула
девица и бросилась вслед за дамой. – Постойте!
Ветер из подворотни зло швырнул ей в лицо мокрым снегом,
одна нога на ледяной дорожке съехала вперед, словно обутая в конек, и девушка,
взмахнув руками, едва не упала. Чудом удержав равновесие, она ухватилась за
стену и завопила снова, отчего на нее стали оборачиваться прохожие:
– Подождите! Черт, да не уходите вы!
Марта Рудольфовна остановилась, неторопливо повернула
голову. Разумеется, девчонка тут же поковыляла к ней, морщась от боли.
– Простите, пожалуйста, – выговорила она, подойдя
ближе. – Вы сказали, у вас есть для меня работа?
Марта Рудольфовна не отказала себе в удовольствии выдержать
паузу: прикрыла глаза морщинистыми веками, слегка поджала нижнюю губу, словно
собираясь отказать… Но в последнюю секунду прошила девицу насквозь взглядом
(знала, знала, как ее взгляд действует на людей!) и кивнула, снизойдя до
замарашки.
– Я умею убираться и готовить, – заторопилась
девчонка, грубившая всего минуту назад. – Гладить могу. Гулять с собакой!
Старуха хмыкнула:
– Последнее особенно ценно, учитывая, что я не держу
животных. Что еще вы умеете?
На лице девицы промелькнуло отчаяние: она явно судорожно
соображала, что бы придумать.
– Я жду! – поторопила Марта Рудольфовна.
– Могу печатать на компьютере! – выпалила
девчонка. – И на машинке, на печатной. Немного вышивать умею. А, петь!
– Боже меня упаси от вашего пения, – ужаснулась
Марта Рудольфовна. – Что ж, хорошо… – Она окинула щуплую фигурку с
ног до головы испытующим взглядом. – Пожалуй, я вас возьму на пробный
срок. Предупреждаю сразу: работать придется в основном за харчи и крышу.
– Это как? – растерялась девица.
– Это так, что жить вам предстоит у меня, и есть вы
будете с моего стола и за мой счет. Поэтому платить я вам стану немного. Вы
учитесь?
Девица отрицательно покачала головой.
– Тем лучше. Никаких отлучек из дома без моего
разрешения, никаких встреч с подружками-друзьями. Мне нужна домработница,
которая всегда под рукой. У вас не будет выходных дней, вы не сможете пойти в
гости без моего разрешения, а я не намерена его давать. Вы должны исполнять мои
капризы, расшибаться в лепешку, а перечень ваших обязанностей будет весьма
обширным.
– А мужчины у вас в доме есть? – хмуро спросила
девчонка – не иначе, решила, что сейчас ее поведут в вертеп.
– И не надейтесь, – фыркнула Марта Рудольфовна. –
Никаких мужчин, голубушка. И от вас, кстати, я буду требовать крайне
сдержанного поведения в этом отношении. Итак, вам придется убираться, драить за
мной биде и унитаз, стелить постель, стирать, гладить, а также быть у меня на
побегушках. Согласны?
– Да. – Ответ был дан без колебаний.
«Эк тебя прижало, – хмыкнула про себя Конецкая. –
А Кристинка дура, да. Ничего в людях не понимает. По этой сразу было видно, что
она на все согласится, если правильно к ней подойти, не дать подумать…
Большинство людей, если не давать им времени на размышления, принимают верные
решения».
– Тогда идите за мной. Кстати, меня зовут Марта
Рудольфовна.
Идти пришлось недолго. Марта Рудольфовна шла под зонтом,
держась очень прямо, не пригибаясь от разыгравшейся мокрой метели, и была
похожа на престарелую Мэри Поппинс, занесенную в Москву в конце февраля
западным ветром. Девчонка семенила за ней, держась в нескольких шагах, и на нее
сносило снег с края зонта.
Они завернули во двор и вскоре очутились перед десятиэтажной
желто-серой «сталинкой». Просторный и очень чистый, слабо пахнущий хлоркой
подъезд, скрипящий лифт, длинный коридор с неожиданно простеньким полосатым
половичком из тех, что бабушки продают на рынках, черная дверь внушительного
вида… Старуха порылась в кармане, достала ключ, но не вставила его в замочную
скважину, а постучала по двери: три коротких удара, два длинных, три коротких.
– Вытирайте ноги, – приказала она, по-прежнему не
оборачиваясь и не глядя на девушку. – Вашу кацавейку можете повесить в
шкаф, только подальше от приличной одежды.
Девчонка, промолчав, вошла следом за Мартой Рудольфовной,
остановилась, оглядываясь вокруг.
В прихожей их никто не встретил, так что непонятно было, кто
же отворил дверь. Зеркало в бронзовой раме отразило старуху, успевшую сбросить
свою шубу, и сутулую фигурку, топчущуюся на коврике. Слева и справа начинались
шкафы с множеством дверец, похожих на вход в сказочное королевство, с потолка
свисали люстры из темного, как кофейные зерна, стекла, а на тумбочке перед
зеркалом раскинулся в вазе букет кроваво-красных маков, умноженных вдвое
отражением, – Юлька не сразу поняла, что они искусственные. Обстановка
прихожей, на ее вкус, была мрачноватой, под стать хозяйке квартиры.
– Не стойте, как баран, голубушка, – донеслось до
Юльки, и она, вздрогнув, сообразила, что старуха успела уйти в другую
комнату. – Раздевайтесь.
Девушка торопливо повесила куртку на вешалку и покраснела,
вспомнив брошенную вскользь фразу о приличной одежде, стянула ботинки, с
которых успела натечь изрядная лужа – хорошо еще, что на коврик, а не на
паркет, – и одернула свитер.
– Проходите сюда, – раздалось откуда-то из глубины
квартиры. – Да что вы там копаетесь?!
С трудом оторвав взгляд от блестящего паркета, Юлька пошла
на звяканье посуды и оказалась в кухне-столовой, где старуха уже налила себе
чай из огромного белоснежного фарфорового чайника. Кухня была просторной, с
абстракциями на стенах и такими же светильниками – «кофейными зернами», что и в
прихожей. Здесь сильно пахло зеленым чаем с жасмином и едва слышно духами с
нотами ириса. Запах парфюмерного ириса Юлька любила и легко узнавала.
Марта Рудольфовна расположилась на стуле, закинув ногу на
ногу, и помешивала ложечкой в чашке, от которой поднимался пар. Юлька не
отличалась наблюдательностью, но сообразила, что за короткое время, пока она
топталась возле двери и решала, куда повесить куртку, чайник не успел бы
вскипеть. И тем более хозяйка не успела бы заварить чай. «Значит, кто-то сделал
это за несколько минут до того, как мы пришли. Интересно, где этот „кто-то“ и
почему он не показывается?»
