– Но торчащие соски – это вульгарно! – пыталась
сопротивляться шокированная Юлька.
– Ничего не может быть вульгарнее, чем плоская баба,
пытающаяся скрыть это поролоном, – отрезала Марта. – Умей извлечь
пользу из всего, что дала тебе природа. Из чего нельзя извлечь пользу, то
измени.
– А что вы думаете об операции? – робко заикнулась
Юлька.
Старуха презрительно покосилась на нее.
– Когда я говорила об изменении, то имела в виду
исключительно твои мозги. А слово «операция» я чтоб больше не слышала! Похоже, тебе
уже довелось пережить лоботомию в детстве – не усугубляй ее последствия,
деточка, прошу тебя. Итак, запомни: зад подчеркиваем, грудь не скрываем,
выбираем женственную одежду и все время следим за осанкой.
В выходной день Юлька отправилась в торговый центр, где
потратила три часа, пытаясь подобрать что-то недорогое и в то же время
подходящее ей по фасону.
В результате Конецкой были предъявлены шерстяная юбка в
мелкую клетку, розовый трикотажный костюм и джинсовое платье. Марта Рудольфовна
закатила глаза и велела выбросить все вещи, но после уговоров Валентины
Захаровны смилостивилась и даже согласилась помочь домработнице в выборе
одежды.
– Нужно что-нибудь теплое и немаркое, наверное, –
Юлька попробовала прозондировать почву. – Универсальное.
– Стремление покупать практичные вещи я только
приветствую. – При этих словах Конецкая покосилась на безмятежно читавшую
Валентину Захаровну. – Но тебе следует знать: особь женского пола выглядит
женщиной только тогда, когда позволяет себе излишества. То, что не защитит ее
от снега, града и холодного ветра.
И они отправились в магазин.
Насторожившаяся Юлька ожидала подвоха, но Конецкая в
очередной раз поразила ее. Сразу отсеяв несколько крупных магазинов, где
толпились покупательницы, ведьма зашла в небольшой отдел, за несколько минут
выстроила продавщиц, велела исполнять все ее команды, и те принесли в
примерочную ворох одежды.
– Примеряй! И выходи к большому зеркалу, чтобы я могла
тебя оценить.
Сама Юлька никогда не выбрала бы ничего подобного. Тонкий
шелк, рюши и бантики, кукольного вида юбочки и платьица… Расцветки – в горошек,
цветочек. «Я буду похожа на недоразвитый „синий чулок“, – думала она,
влезая в полудетское сиреневое платьице с трогательными оборочками по
подолу. – Господи, да кто такое сейчас носит?!»
Однако когда Юлька, ужасно стесняясь девушек-консультантов и
пары покупательниц, вышла в ярко освещенный зал и остановилась перед зеркалом,
собственное отражение ее приятно удивило. В платье, раздутом снизу, как баллон,
она стала похожа на героиню какого-то старого сказочного фильма, и ей это
понравилось. Юлька радостно обернулась к Конецкой.
– Нужны другая обувь и голова, – буркнула
та. – Что ты стоишь, как пугало в огороде? Переходи к юбкам и блузкам.
Домой они вернулись с полным пакетом вещей и двумя парами
обуви. Юльке не хватило бы денег купить все, что хотелось, но Конецкая
расплатилась за нее, предупредив, что вычтет потраченную сумму из Юлькиного
гонорара.
– Покажите, покажите! – захлопотала вокруг них
Валентина Захаровна. – Юленька, нужно померить!
– Нужно носить, а не мерить! – поправила подругу
Марта Рудольфовна. – Она же ни черта не умеет! Не знает, как повернуться,
что делать с подолом, куда девать руки… Запомни, – обратилась она к
Юльке, – к одежде нужно привыкать. Ты должна ходить так, будто ты голая –
и тебе это нравится!
Поздно вечером, когда Валентина Захаровна и Лия легли,
Конецкая позвала Юльку в гостиную. На диване возле нее лежал фотоальбом, на
полу валялись выпавшие фотографии.
– Помоги, будь любезна.
Юлька собрала снимки, остановилась взглядом на одном из них.
Мужчина лет сорока с густыми вьющимися волосами до плеч, с крупными красивыми
чертами лица смотрел с фотографии, чуть улыбаясь краешками губ. Взгляд у него
был проникновенный и теплый.
– Хорош, да? – Старуха заметила, на кого Юля смотрит. –
Большая умница и талантлив к тому же. Я его хорошо знаю… Роман из тех мужчин,
которые с возрастом становятся только лучше, как хорошо выдержанный коньяк. В
юности его жизнь бурлила и кипела – парень он был отчаянный, да и сейчас
остался сумасбродом, хоть и научился это скрывать.
– А он кто? – несмело спросила Юлька, боясь, что
разговорчивость старухи мигом пропадет от ее вопроса.
Но Конецкая отозвалась неожиданно охотно:
– Художник, и довольно успешный. Недавно состоялась очередная
его выставка, кажется, незамысловато называлась «Женщина и цветы». Причем
писать Рома начал довольно поздно, года в двадцать четыре, что ли, но ему
повезло – его заметил один из моих приятелей, покровительствующий творческим
личностям. И в кои-то веки в его коллекцию попал настоящий художник, а не один
из этих… творцов!
Последнее слово она произнесла с нескрываемым презрением.
– А разве он не творец? – удивилась Юлька, не
отрывая взгляда от породистого благородного лица. «Надо же, какой лев…»
– Мансуров в первую очередь профессионал. Это дорогого
стоит, голубушка, поверь мне. А называющие себя творцами – не более чем
генераторы скромных вторичных идей, не обладающие и каплей его
работоспособности и мастерства.
Воспоминание ожило в голове Юльки. «Мансуров, Мансуров…
Женщина и цветы…» Большая рекламная растяжка над дорогой, красные буквы,
привлекающие внимание….
– Ой, Марта Рудольфовна! Это же он выставлялся в Доме
художника!
– А я тебе о чем толкую? – осведомилась
старуха. – Да, в Доме художника, и что же?
– А вы были на его выставке?
– Вот еще! – фыркнула Конецкая. – Делать мне
больше нечего! Правда, ее хвалят, и она до сих пор не закончилась… Но идти
одной мне не хочется, а Валентина не может самостоятельно пройти больше ста
шагов.
– Может быть, вам взять с собой Лию? – предложила
Юлька.
– Чтобы устроить выгул инвалидов?! Глупости. К тому же
Валя ни черта не понимает в живописи, да и не интересуется ею.
Марта Рудольфовна перелистнула страницу, вытащила еще одну
фотографию и небрежно подкинула Юльке. Карточка, спланировав, упала на пол. На
ней тоже был запечатлен Мансуров – в компании нескольких смеющихся бородачей.
– Рядом с ним художники? – спросила девушка,
разглядывая снимок. – Какие у них одухотворенные лица…
– Слева – банкир, справа – издатель и купец. Последних
нынче принято называть бизнесменами, но «купец» – оно точнее.
Юлька покраснела, сложила фотографии в стопочку и отдала
Конецкой.
– Никогда прежде не понимала песню «Миллион алых
роз», – задумчиво проговорила старуха, убирая снимки в альбом. –
Продал дом, холсты, все, что имел, – и выкинул деньги на цветы. Пошлая
романтика для дурочек… Но лет пять назад Мансуров, влюбившись в молодую
женщину, чем-то похожую на тебя, накупил ее любимых тюльпанов и украсил
мостовую перед балконом ее дома. И это было красиво, черт возьми! Конечно,
размах не тот, что в песне Паулса, но все равно, все равно…
