– Только о себе и думает! – в бешенстве бросил
тот, забыв про мандарин. – А обо мне она подумала?! Если ее, стерву,
поймают и прижмут к стенке, то и меня прихватят за одно место!
Он выругался так, что даже привычного к мату Бабкина
передернуло. Но куда больше, чем мат, его покоробило то, что сказал Тогоев.
– Вас не смущает, что ваша дочь хочет убить
человека? – не сдержался он.
И тут же пожалел о своем вопросе. Будущий депутат перевел на
него помутневший взгляд и посмотрел так, словно только что вспомнил о
существовании Сергея Бабкина.
– Человека?.. – повторил он со странной
интонацией. – Человека-человека… Человечка!
Тогоев втянул воздух через сжатые зубы – получилось что-то вроде
потрескивания. Желтая кожа, казалось, пожелтела еще больше, и Олег Борисович
сам стал похож на какой-то экзотический фрукт с почерневшей на макушке кожурой,
который кто-то тщетно пытался расколоть.
От его взгляда, нервной возбужденности и повторения одного и
того же слова Бабкину стало не по себе. Капли сока продолжали падать с
мандарина, они уже слились в желтую лужицу – Тогоев выжимал его все
сильнее, – и резкий запах раздражал ноздри Бабкина. Правой ладонью
бизнесмен постукивал по столу равномерно и быстро, словно вколачивая что-то в
столешницу, и этот сумасшедший ритм все убыстрялся и убыстрялся. Наконец Тогоев
ударил с силой и остановился.
На лбу его под четкой линией волос вылезли крупные капли
пота, и Бабкину представилось, что кто-то все-таки ухитрился выжать из Олега
Борисовича мандариновый сок. Его все больше настораживала атмосфера в этой
большой комнате с книжными шкафами, за которыми кто-то стоял, и он обдумывал,
как бы деликатнее закончить разговор и дать понять заказчику, что теперь тому следует
самому разобраться с дочерью.
Но Тогоев его опередил.
– Я с ней сам разберусь, – глуховато сказал он,
будто дословно прочитав мысли Бабкина. – А вы не лезьте в это дело. Или вы
уже влезли?
Черные глаза уставились на Бабкина.
Прежде Сергей думал, что выражение «глаза, как пистолетные
дула» – выдумка литераторов, на которых никогда не направляли оружия. Потому
что дуло – это дырка, а глаза – это глаза: радужка, зрачок, ресницы… Но в
черных глазах Олега Тогоева не было видно зрачка, и оттого казалось, что он
смотрит на Бабкина двумя отверстиями в голове.
– Я поговорил с Юлей, – признал Сергей.
– И что она сказала? – без выражения спросил
Тогоев, не выразив ни малейшего удивления.
– То же, что и вы. Попросила не лезть не в свое дело. По-моему,
она не собирается отказываться от своего плана. Поэтому я и пришел к вам:
должен же ее кто-то остановить!
– А если я не остановлю? – по-прежнему безучастно,
лишь с нотой легкой грусти поинтересовался Олег Борисович.
– Значит, нужно предупредить Конецкую, – упрямо
сказал Сергей. – Вы же не собираетесь…
– Нет. – Тогоев перебил его на полуслове. –
Не собираюсь. Все сделаю, идите.
Бабкин поднялся, чувствуя растерянность… Все-таки что-то
было не так с этим «все сделаю, идите». И весь их разговор получился с налетом
безумия, причем неприятнее всего Сергею было ощущать, что и он сам стал
полноправным участником этого безумия, что оно осело на нем, как пыльца, и он
унесет его с собой.
– Что с моим заданием? – спросил он, чтобы
выяснить все до конца.
– Вы все сделали в лучшем виде, – охотно
откликнулся Тогоев, выдержав лишь крошечную, едва заметную паузу перед
ответом. – Вторую половину гонорара вам перечислят на днях.
Неожиданно он встал и даже улыбнулся Бабкину. Невменяемый
человек, из кулака которого капал сок от зажатого в нем мандарина, в одну
секунду сменился ответственного вида работником («партийцем», – подумал
Сергей), энергично и радостно рапортующим о последних достижениях в сфере
сельского хозяйства.
– Благодарю вас, Сергей, за качественно выполненную
работу! – Олег Борисович повысил голос и распрямил спину. – При
первой же необходимости я вновь обращусь к вам!
«Служу Советскому Союзу!» – едва не ответил Бабкин, до того
нелепо и неуместно прозвучали слова Тогоева. «Как с трибуны выступает… Будущий депутат,
мать его!»
Однако Сергей промолчал, лишь неловко наклонил голову в знак
признательности за столь высокую оценку его заслуг и вышел, едва не наткнувшись
перед дверью на одного из «мальчиков» Тогоева. «Надеюсь, больше ни одной из
этих рож я не увижу, – мрачно пожелал он про себя, спускаясь с лестницы
под пристальным взглядом дворецкого, и снова вспомнил Тогоева с его насквозь
фальшивой улыбкой, произносящего слова благодарности. – Вот же псих…»
Дождавшись, пока машина Сергея скроется в конце начинающей
зеленеть аллеи, Тогоев, стоявший возле приоткрытого окна, укоризненно сказал:
– Ай-яй-яй!
За его спиной вырос человек, в котором Бабкин, окажись он в
эту секунду в кабинете, узнал бы бритоголового, сопровождавшего их с Макаром во
время первого визита.
– Витя, я очень огорчен, – отчетливо произнес
Тогоев, дергая левым веком.
– Действительно неприятно, Олег Борисович, –
вежливо и тихо согласился Витя, зная по опыту, что с шефом, находящимся в таком
состоянии, нужно только соглашаться.
– Юльку можно припугнуть, но ты ведь знаешь, она у меня
девочка упрямая, безбашенная, – почти ласково сказал Тогоев. –
Припугнуть припугнем, а оно раз – и не подействует! И поступит моя Юленька
по-своему. Значит, нужно как-то иначе этот вопросик решить… Вопросик-вопросик!
Решить…
Он обернулся к начальнику службы безопасности, но смотрел не
на него, а на стул, где сидел Бабкин.
– Ты понимаешь, Вить? Наш доблестный детектив не
успокоится.
Виктор согласно кивнул.
– Чего доброго, волну поднимет… – вслух размышлял
Олег Борисович. – Сболтнет лишнего… А вдруг и в самом деле Юлька меня не
послушает, а? Что тогда? Меня же и обвинят!
Лицо его приобрело удивленно-обиженное выражение, как у
ребенка.
– Меня! Ну разве это справедливо, а, Вить? Вот скажи
честно, как на духу!
– Несправедливо, Олег Борисович, – покачал головой
бритоголовый.
– И я так считаю. Значит, надо восстановить
справедливость. Ты этим и займешься.
– Когда?
Тогоев задумчиво покосился на него.
– А зачем ждать с таким важным делом? – спросил
он. – Чем быстрее приступишь, тем лучше.
– Понял, Олег Борисович.
Тогоев отвернулся к окну, а когда спустя полминуты
обернулся, вспомнив о чем-то, бритоголового уже не было за его спиной.
Глава 8
Юлька вернулась из оперетты радостная, почти счастливая,
напевая себе под нос арию Марицы. В театр она надела одно из новых платьев и во
всем следовала указаниям старухи: спину держала прямо, двигалась плавно, руками
не размахивала. Проходя в антракте по фойе и заметив свое отражение в зеркале,
она не сразу себя узнала: короткие гладкие волосы темно-каштанового цвета,
бледная кожа, большие глаза, умело подчеркнутые тенями… Впрочем, красилась она,
конечно же, не сама.
