Торопливо и при этом толком не отдавая себе отчета в том,
что делает, Ковригин включил компьютер и ввел имя и фамилию старого тренера в
поисковике. Первая же выпавшая ссылка привела его в архив новостей районной
газетки, где сообщалось об аварии: пьяный водитель, не справившись с
управлением, врезался в ограждение дороги. К счастью, никто не пострадал, кроме
самого водителя – его с переломами увезли в больницу.
Смутная идея забрезжила в Васином сознании. Он открыл книгу
и снова перечитал тот отрывок, где говорилось о трагедии, случившейся с Иваном
Трофимовичем. Будучи пьян, тот сел на лошадь, и она сбросила его.
Ковригин перевел взгляд на экран, где висела старая статья,
написанная в обличительном духе. «Пьяный водитель, не справившись с
управлением, врезался в ограждение».
Идея перестала быть смутной.
«Да нет, быть не может, – отверг ее Ковригин. –
Ей-богу, так не бывает».
Идея никуда не уходила. Она сгустилась, как туча, и теперь
могла быть выражена уже словами, а не ощущениями.
Ковригин подтащил к себе тетрадь, в которую были выписаны
герои, потерпевшие от чьих-либо действий. Персонажа, в которого по воле Лены
Дубровиной превратился старый Мешков, там не было – Василий счел его
недостаточно пострадавшим для того, чтобы внести в список. Теперь он написал
его имя большими буквами над всеми остальными.
– Совпадение, говорите? – произнес Вася
вслух. – Совпадение, значит…
Он поиграл этим словом, повертел его со всех сторон. Хорошее
слово, оно все объясняет. Совпадения всегда все объясняют. Тем более всего один
случай…
«А если не один? – спросил кто-то в голове
Ковригина. – Тогда все становится куда занимательнее».
Глава 10
– Собирайся, – сказала Марта, зайдя в Юлькину
комнатушку. – Пару часов проведем в художественной лавке.
Юлька бросила взгляд в окно. Ветреный майский вечер звал
гулять, вдыхать запахи весны, тревожиться непонятно о чем… «Что еще за новости
с лавкой? Зачем? Куда?»
– Не стой, как осоловелая тетеря, голубушка моя! –
прикрикнула старуха. – Шагом марш в комнату, двадцать минут тебе на сборы.
И чтобы выглядела прилично – там будут мои знакомые, не вздумай меня опозорить.
– А что надеть, Марта Рудольфовна?
Старуха ненадолго задумалась.
– Надень платье-«колокольчик». И возьми блеск, которым
я тебя мазала в последний раз.
Когда они вышли и ветер вихрем пронесся рядом с ними,
взъерошил волосы, по-хулигански запустил озорную теплую руку под подол и за
шиворот платья, Юлька даже глаза прикрыла от удовольствия. Старуха
остановилась, щелкнула замочком зеленой крокодиловой сумочки, достала крошечный
граненый флакон с заостренной крышечкой.
– Возьми, открой. Да осторожнее, не пролей.
Юлька подергала крышечку из стороны в сторону, затем
потянула вверх, и из откупоренного флакончика донесся незнакомый аромат.
– Можешь попробовать, – разрешила Марта. – Да
не бойся, оставь немножко на запястье.
Желто-коричневая капля, расползшаяся на коже, пахла увядшей
розой, подгнившим сеном и чем-то еще, вроде шкурки хищного зверька. Правда,
Юльке не довелось нюхать шкурок хищных зверьков – не считать же за них домашних
толстопузых котов, охотящихся на очередную котлету из сковородки
хозяина, – но ей казалось, что сравнение верно передает ощущение от
аромата. Запах был совсем не похож на те туалетные водички, которыми когда-то
пользовалась она сама, – веселенькие, свежие, цветочные.
Юлька еле сдержалась, чтобы не поморщиться, и когда Конецкая
сказала, что передумала пользоваться духами, обрадовалась – не хватало еще,
чтобы от старухи разило такой вонючкой. Но в такси, когда запах разошелся, она
обнаружила, что принюхивается. Запах был чудным, непривычным. Даже одна капля
мигом пропитала ароматом всю одежду, и Юлька сидела в шлейфе духов Марты Рудольфовны,
словно в чужом нижнем белье. «Надо же – от меня пахнет, как из склепа, где
похоронили престарелую любовницу графа вместе с ее любимой кошечкой. Но мне это
нравится».
Такси остановилось возле ограды, за которой виднелся
трехэтажный оштукатуренный особняк, белый, с красной дверью, во дворе которого
стояло всего несколько машин. Заходящее солнце отсвечивало в верхних окнах.
Место было тихое, спрятавшееся за высокими кирпичными домами-великанами,
отгораживавшими его от шумных дорог.
– Заезжать не нужно, мы дойдем пешком, –
распорядилась Марта.
Возле поста охранника она что-то сказала, и ворота
отворились.
– Художественная лавка? – недоверчиво спросила
Юлька, проходя мимо охраны и оборачиваясь на скрип закрываемых ворот. – И
много в ней покупателей?
– Сегодня – только мы, полагаю. Кстати, я представлю
тебя как внучку своей подруги, если ты не возражаешь. Признаваться, что возишь
с собой домработницу, – значит шокировать местную чопорную публику, а я не
хочу излишнего эпатажа.
Юлька замедлила шаг, думая, как ей отнестись к этой новости,
но ничего не придумала и торопливо догнала Марту. Слова о чопорной публике
заставили ее насторожиться, и она остро ощутила, как глупо смотрится в своем
голубом платье-«колокольчик», накрашенная давно вышедшей из употребления
косметикой старухи, с дурацкой стрижкой на голове. Сама Конецкая в широких
брюках и черной блузе, сколотой под горлом посверкивающей алой брошью, казалась
престарелой герцогиней, решившей осчастливить своим визитом менее знатных
родственников.
Возле деревянной красной двери, оказавшейся неожиданно
простой, с облупившейся краской возле блестящей медной ручки, они остановились.
Конецкая окинула Юльку долгим взглядом, и та внутренне сжалась, ожидая
очередного саркастического замечания, которое уничтожит остатки ее гордости за
себя и свое преображение. На ум ей пришла акула, лоскутом снимающая кожу с
незадачливого ныряльщика. «Куда я только сунулась?! Черт, мне не хватит сил
довести дело до конца».
– Должна отметить, что ты хорошо выглядишь, – с
непривычной мягкостью сказала старуха. – Мои уроки пошли тебе впрок. В
тебе даже – кто бы мог подумать! – появилось нечто, похожее на чувство
собственного достоинства. Вот что осанка делает с женщиной.
У Юльки отвисла челюсть.
– Боже, нет! – испугалась Марта. – Только не
открытый рот! Дорогая, ни одну девушку не может украсить открытый рот, если
только она не заливается смехом. Кстати, со смехом тоже нельзя перебарщивать,
хотя у тебя, нужно отдать должное создателю, он довольно приятен.
– Вы меня похвалили, – выговорила Юлька. – Не
могу поверить!
Конецкая пожала плечами.
– Ты это заслужила. Я всегда говорю тебе правду, пора
бы уже привыкнуть. Толкни дверь – должно быть, ее уже открыли.
Зарумянившаяся от ее слов, охваченная желанием вести себя
так, чтобы удостоиться еще одной похвалы, Юлька поднялась по лестнице за Мартой
Рудольфовной и вошла в просторную мансарду, залитую вечерним светом. Такой и
увидел ее Роман Мансуров, готовившийся встретить одну только старую ведьму, а
вместо этого обнаруживший рядом с ней ангела.
