Я посмотрела на девицу в пуховике, а воображение мое, на
которое мне никогда не приходилось жаловаться, заработало само, без всякой
команды. Что, если бы она находилась в моем полном распоряжении? Тогда я сумела
бы привести ее в порядок и сотворить из нее такую женщину, которая очаровала бы
нашего Романа. Он не раз говорил, что без Кристины не смог бы работать: она,
видите ли, вдохновляла его! Стоит отдать Мансурову должное: работа для него
всегда стояла на первом месте. Ни черта не понимающая в мужиках Кристина
полагала, что он завоевывает ее саму. Идиотка! Он завоевывал себе музу,
источник вдохновения, а вовсе не земную женщину из плоти и крови – хотя порою я
думаю, что вместо крови у Кристины течет лимфа.
Хорошо, что у меня хватило ума не рассориться с ними обоими,
когда они одним движением руки вычеркнули из своей жизни старую больную мать –
такую неказистую, такую утомительную! Я даже приводила к ним новых покупателей,
и, памятуя об этом, Кристина добросовестно общалась со мной – как-никак от меня
в некоторой степени зависело ее благосостояние. На протяжении последних месяцев
я не раз хвалила себя за свою предусмотрительность. Немножко наблюдательности,
чуточку любопытства – и жизнь их семьи была передо мной как на ладони. Кристина
жаловалась, что муж все меньше пишет, а его жалобы мне не требовались:
достаточно было взглядов, которые он не бросал на свою жену. Я видела, что в
нем что-то начинает перегорать, а она, бедняжка, этого даже не замечает.
Что получится, спросила я себя, если заменить незаменимую
Кристину? Мужчины влюбляются и изменяют своим женам так часто, что в борьбе за
верность люди потеряли сам смысл слова «измена». Вы понимаете – мне не было
никакого дела до того, что случится с ним. Я лишь хотела понять, что станет
делать в этом случае Кристина.
Ответ напрашивался лишь один: вернется к матери. Другого
выбора у нее не оставалось. К тому же я сама в критический момент собиралась
отойти в сторону, чтобы Кристина оценила, каково приходится одиноким людям,
которых никто не поддерживает в тяжелый час.
Все необходимое для этого у меня уже имелось, оставалось
сделать не так уж много – кое-какие детали, которые многое значат для мужчин,
хоть они этого и не понимают.
Итак, говорило мое воображение, если бы девчонка
принадлежала мне, если бы она оказалась в меру внушаемой, если бы мне удалось
слепить из нее подобие Кристины и заинтересовать Мансурова (я всегда полагала,
что профессия сводни невероятно увлекательна), если бы, в конце концов, сложилось
так, что бесподобный, прекрасный Роман со взглядом Михаила Архангела покорил бы
ее, – так вот, собрав все эти «если бы» вместе, я получила, что Кристина –
брошенная Кристина, наш нежный голубоглазый плющ – вернулась бы к матери, чтобы
обвиваться вокруг нее. И моя Валя, чахнувшая без дочери, страдавшая втихомолку,
обладавшая такими странными понятиями о любви, которые запрещают ей обязывать
кого-то себя любить – хотя видит бог, любовь идет рука об руку с долгом, и есть
люди, которых мы просто обязаны любить, что бы ни происходило, – так вот,
моя Валя обрела бы спокойствие.
Вы скажете, что слишком много допущений? Возможно. Но не
забудьте – я ничем не рисковала. И потом, мой сюжет был сродни озарению.
Знаете, как это бывает – ты вдруг внутренним зрением видишь все, что
будет, – в одно мгновение, как будто в тебя вложили уже просмотренный
когда-то, но прочно забытый сон.
Я увидела, что меньше часа спустя эта девчонка снова
окажется на улице. Я увидела, что Кристина, с которой я в тот вечер встречалась
в кафе, поддержит тему беседы, заданную мной, – она бы поддержала все, что
угодно, кроме очередного разговора о матери, – и я смогу спровоцировать ее
на пари. Так оно и случилось всего получасом позже: мы говорили о том, можно ли
из некрасивого человека сделать красивого, и девчонка, вышедшая из ресторана
напротив, очень удачно встала под фонарем – словно по заказу. Я без труда
привлекла к ней внимание Кристины и с той же легкостью, которая сопутствовала
мне во всем в тот вечер, вынудила ее заключить пари – нелепое, странное пари о
том, смогу ли я превратить лягушку в принцессу. На кон поставили какие-то
украшения, и я едва не расхохоталась – что были мне побрякушки, когда я хотела
приобрести чувства! Кристина предвкушала победу – еще бы, мой выигрыш казался
ей невозможным… Интересно было бы посмотреть, как вытянулось ее личико, когда
она увидела, что девчонка и впрямь пошла за мной – безропотная, несчастная,
согласная на все. Я не интересовалась ее прошлой жизнью – что там могло быть
такого, что заставило бы меня отказаться от моего плана? Имело значение лишь ее
настоящее, а его творила я. Упоительное ощущение, должна вам признаться.
Итак, в тот вечер за одну секунду я увидела все…
Кроме концовки.
Кто, скажите, кто бы мог подумать, что основное препятствие
я встречу вовсе не там, где ожидала. И оно окажется непреодолимым.
* * *
Две старухи сидели в темнеющей комнате, не включая
света, – одна в глубоком кресле, ссутулившись, обвиснув на подлокотнике,
как брошенная ребенком второпях мягкая игрушка. Вторая на стуле – высокая,
несгибаемая, с алебастровым лицом, похожим на настенную маску.
– Ах, Марта, Марта… Как же ты могла так поступить?
Валентина покачала головой, не в силах понять, чем мог быть
вызван к жизни такой замысел, и на лице ее были написаны недоумение и укоризна.
– Ведь Кристинка росла практически на твоих глазах! Я
никогда не думала, что ты сможешь причинить ей вред. Ты знаешь не хуже меня,
какая она на самом деле. Она хорошая девочка. Может быть, немножко нечуткая, но
хорошая!
– Твоя дочь – потребитель, – зло возразила
Конецкая. – Потребитель людей. Она имеет дело лишь с теми, от кого
способна что-то взять. Мысль о том, что можно давать самой, никогда не
приходила ей в голову. И это твой ребенок!
В следующую же секунду она пожалела о своих словах. Но Валя,
вместо того чтобы обидеться, грустно улыбнулась.
– Да, Марточка, это мой ребенок. И ты права – она
совсем не похожа на меня. У тебя не было детей, и ты не знаешь, что это такое –
любить ребенка, который на тебя не похож. Самое сложное, Марта, – понять,
что в действительности принесет ему пользу, ведь ты не можешь судить по себе,
он же совсем другой! Я этого не поняла… Я очень ее любила, но никогда не
понимала. Я восхищалась ею, но, скажу тебе честно, напоминала себе
садовника-неумеху: посадил он аленький цветочек, тот из земли проклюнулся, а
как за ним ухаживать, садовник-то и не знает! – Она тяжело
вздохнула. – Одна надежда: что тот и сам вырастет, достаточно его поливать
и от морозов укутывать. Что не загубит он свой цветочек… Что ты сказала?
Конецкая отрицательно качнула головой.
– Я была бы счастлива, если бы Кристинка ко мне
пришла, – призналась Валентина, складывая распухшие ладони вместе, точно в
молитве. В этой позе она выглядела смешно и нелепо. «Толстая, некрасивая,
обрюзгшая. На колоду похожа… молящуюся колоду. Сволочь Мансуров, какая
сволочь!»– Но если бы она сделала это сама, а не потому, что ее вынудили к
тому обстоятельства. Марточка, милая моя, пойми – я хочу, чтобы она была счастлива.
