Не веря своим ушам, я замираю.
Пианист подхватывает мою готовую сорваться мелодию, прикрывает ошибки арпеджио и импровизирует. Скрипка согревает меня невидимым облачком тепла, колючие еловые ветви колышутся, успокаивая и помогая сосредоточиться.
Понемногу музыка захватывает меня, смычок уверенно порхает по струнам, ноты всплывают в памяти до последней чёрточки, и я закрываю глаза. Я знаю эту мелодию наизусть.
Толпа гостей растворяется в тумане. Остаются лишь скрипка, рояль и музыка.
А потом, не вспоминая о спасительной поддержке рояля, я отправляюсь в полёт, повинуясь самой прекрасной музыке на свете, и играю, даже когда рояль умолкает, играю соло, позабыв обо всём.
К глазам подступают слёзы, мелодия достигает апогея, проникая в самое сердце. Музыка струится сквозь дерево смычка и скрипки, и я мягко завершаю пьесу печальным аккордом.
Опустив смычок, я ещё мгновение стою с закрытыми глазами в гулкой тишине.
А потом зал разражается громом аплодисментов, и я открываю глаза.
Ко мне спешат с поздравлениями гости и оркестранты.
Фэллон Бэйн с нескрываемым ужасом смотрит на меня огромными, как блюдца, глазами, забыв закрыть рот. Её друзья восхищённо аплодируют. Значит, я действительно неплохо сыграла!
Обернувшись к моему спасителю за роялем, я на мгновение застываю столбом.
Передо мной очень красивый юноша. Пожалуй, такого красавца я ещё не встречала. У него правильные, мужественные черты лица, щегольской армейский мундир и удивительно притягательные зелёные глаза.
И он мне улыбается.
Я знаю, кто это, можно обойтись без церемонии знакомства.
Лукас Грей.
С изящной лёгкостью он поднимается из-за рояля. Высокий, широкоплечий, с телом прирождённого атлета и грацией пантеры. На рукавах его чёрного мундира мерцают пять серебряных полосок.
Он идёт ко мне, но рядом с ним как из-под земли вырастает Фэллон Бэйн и берёт его под руку, прожигая меня взглядом.
Лукас с весёлым удивлением приветствует Фэллон, и снова смотрит мне в глаза, приподняв брови, будто приглашая посмеяться над шуткой, известной только нам. По другую руку от Лукаса появляется тётя Вивиан и обращается к Фэллон с любезной, но холодной улыбкой.
– Фэллон, дорогая, – щебечет тётушка, – нам с пастырем Фогелем срочно нужно с тобой переговорить.
Фэллон в растерянности хлопает глазами, пытается протестовать, но не может выговорить ни слова. Лукас не сводит с меня глаз, явно забавляясь.
– Пойдём, дорогая. – И тётя Вивиан показывает Фэллон на другой конец зала, где пастырь Фогель стоит в окружении восхищённой свиты. В ответ на мой беззвучный вопрос Фогель едва заметно одобрительно кивает.
Фэллон выпускает руку Лукаса, словно расставаясь с выстраданным сокровищем.
– Я скоро вернусь, – шипит она, проходя мимо.
Тётя настойчиво уводит Фэллон, а та несколько раз оборачивается, пронзая меня ненавидящим взглядом.
Наконец я могу спокойно рассмотреть Лукаса.
О Древнейший! Какой же он красавец!
– Спасибо, что подыграли мне, – от чистого сердца благодарю я.
Лукас непринуждённо опирается о крышку рояля.
– Рад был помочь. Не часто выпадает случай сыграть дуэтом с гениальной скрипачкой. Это большая честь.
– Это я-то гениальная скрипачка? – усмехаюсь я. – Да я всё начало смазала.
В глазах Лукаса вспыхивают весёлые искорки:
– Это от волнения. Но вы быстро взяли себя в руки и показали свой истинный талант.
Он лениво поднимается и протягивает мне руку:
– Я Лукас Грей.
– Знаю, – неуверенно отвечаю я. Рукопожатие Лукаса уверенное и крепкое.
– Вы знаете? – переспрашивает он, приподнимая брови. – Откуда?
– Это из-за Фэллон. Когда она взяла вас под руку, я всё поняла. Она упоминала, что вы с ней скоро обручитесь.
– Неужели? Так и сказала? – снова ухмыляется он.
– А разве это не так?
– Нет.
– Ой.
– Она буквально припёрла меня сегодня к стенке, чтобы рассказать о вас, – улыбается Лукас.
– И что она сказала?
– Ну, что все говорят… Что вы – копия своей бабушки. – Он наклоняется так близко к моему уху, что я чувствую его дыхание. – Я видел её портреты. Вы гораздо привлекательнее, чем она в молодости.
Я нервно сглатываю и стою словно заворожённая.
Лукас выпрямляется как раз вовремя – мои щёки уже розовеют, выдавая участившееся сердцебиение.
– А что ещё она сказала?
– Что вы по уши влюблены в Гарета Килера.
Не удержавшись, я фыркаю от смеха:
– Ох, ну надо же…
– Так это неправда?
– Нет! – восклицаю я, морщась в недоумении. – То есть… мы купались вместе!
Лицо Лукаса озаряет плутоватая усмешка.
– В детской ванночке! – бессвязно лепечу я.
– Везёт же некоторым, – восхищённо прищёлкивает языком Лукас.
– Нет… но… всё не так, как вы думаете.
– С каждой минутой я всё отчаяннее ревную вас к Гарету Килеру!
– Мы тогда были совсем маленькими! – снова восклицаю я, пытаясь стереть неблаговидную картинку из воображения Лукаса. – Мы с Гаретом выросли вместе. Он мне как брат.
Лукас молча улыбается, наслаждаясь моей беспомощностью.
– Что ещё рассказала вам Фэллон? – со вздохом сдаюсь я.
– Что вы никогда ни с кем не целовались.
От стыда мне хочется провалиться сквозь землю.
– И зачем только я ей призналась… Наверное, она проболталась всей Гарднерии!
– Этот порок легко исправить, – сообщает Лукас, выжидательно глядя мне в глаза.
– Как это?
Отступив на шаг, Лукас протягивает мне руку.
– Пошли, – с улыбкой говорит он.
На другом конце зала я вижу тётю Вивиан, а рядом с ней Фэллон со сверкающими от ярости глазами.
Я вкладываю руку в ладонь Лукаса, и, ловко лавируя среди гостей, он выводит меня из бального зала.
Мы проходим мимо Пейдж, и я успеваю заметить, как её брови практически взлетают к её вискам и невольно открывается рот, но слышу лишь непонятный писк. Знаю: посягать на жениха Фэллон непростительно, но таких приключений у меня ещё не было.
Спотыкаясь, я изо всех сил стараюсь не отставать от Лукаса. Он уверенно ведёт меня через холл, за лестницу и по каким-то коридорам. По дороге я мельком замечаю великолепное убранство парадных комнат: хрустальные люстры, портрет моей бабушки, пейзажи, на которых изображены Верпасийские горы и Волтийское море.
