Я же торопливо записываю процесс дистилляции эфирных масел. Примерно через полчаса на наш стол со стороны ликанов приземляется записка. Это что-то новенькое!
На сложенном вчетверо листке пергамента аккуратно выведено: «Айслин».
Я удивлённо оглядываюсь на ликанов. Диана явно чем-то возмущена, а Джаред с преувеличенным вниманием слушает профессора.
Толкнув Айслин локтем, чтобы вывести её из литературного транса, я передаю ей записку. Сдвинув брови, она быстро разворачивает листок.
Что ты читаешь?
Джаред Ульрих
Мы дружно ахаем. Джаред по-прежнему смотрит только на преподавателя. Айслин со странным выражением лица украдкой оглядывается на ликана.
Даже представить невозможно, что она ему ответит. Она же всегда шарахалась от ликанов! Джаред дважды пытался ей помочь: один раз поднял книги, которые она уронила, в другой раз подал новую пробирку орнителлийского порошка взамен разбитой. Однако Айслин его явно боялась.
Но на этот раз всё по-другому.
Торопливо нацарапав на листке пергамента название книги стихов, не раздумывая Айслин кладёт записку передо мной. Неужели? Вот так просто? Она в своём уме? Подруга резким кивком головы показывает на ликанов, призывая меня передать записку. Мы молча смотрим друг на друга. Я мысленно молю Айслин передумать, но её не переубедить. И со вздохом, дождавшись, когда профессор отвернётся к доске, я перебрасываю записку на стол ликанов.
Диана сердито смотрит на меня, недовольно покачивая головой, и передаёт клочок бумаги брату.
Джаред равнодушно берёт записку, не отрывая глаз от профессора Воля, разворачивает листок и на мгновение опускает глаза, не меняя выражения лица. Потом достаёт чистый листок и что-то пишет, будто продолжает конспектировать лекцию. Мы с Айслин незаметно наблюдаем за ликанами. Джаред сворачивает новую записку и кладёт её перед сестрой. Диана недовольно фыркает и складывает руки на груди, безмолвно отказываясь прикасаться к записке и пылая праведным гневом. Джаред же, не обращая на сестру ни малейшего внимания, слушает профессора. Когда мне кажется, что я вот-вот умру от любопытства, Диана сдаётся и перебрасывает записку на наш стол.
– Что там? – шепчу я, передавая свёрнутый листок Айслин.
– Стихи! – восторженно ахает она, развернув послание.
Джаред по-прежнему внимательно слушает лекцию.
Айслин нетерпеливо листает книгу стихов, прикусив губу, пока наконец не находит то, что искала. Потом кладёт записку в книгу и придвигает поближе ко мне.
Джаред написал стихотворение – оду прекрасной осени. И его стихотворение слово в слово повторяет напечатанное в книге. Я незаметно оглядываюсь на ликана – уголки его губ приподнялись в лукавой улыбке. Айслин заботливо складывает записку, вкладывает её в книгу и, притворяясь, что слушает лекцию, мечтательно глядит перед собой.
– Ты только что обменялась записками с ликаном! Поверить не могу! – восклицаю я, когда занятие окончено. – Я думала, ты их боишься.
– Этого не может быть, – лепечет Айслин. У неё такой вид, словно весь мир в одночасье перевернулся. На шее у подруги покачивается серебристый шарик Эртии. – Наверняка просто ошибка. – Понимаешь, дикие и порочные не могут любить поэзию… знать наизусть стихи Флеминга. – Недоверчиво покачивая головой, она смотрит на ликанов.
Джаред, поймав взгляд Айслин, мимолётно улыбается, и она отвечает тем же, смущённо краснеет и уходит, прижимая к груди томик стихов.
Глава 23. Магия палочек
– У тебя с деревьями какая-то особенная связь.
От этих слов я цепенею, даже не отряхнув с ладоней кусочки сероватой коры.
Тишину пустой лаборатории нарушает только капанье из трубки перегонной колбы. Мы с Тьерни задержались после занятий дольше всех – магией мы не владеем, вот и приходится делать всё долго и тщательно без помощи волшебных палочек.
Я давно чувствовала, что однажды Тьерни заметит мою связь с деревьями. Во мне пробуждаются какие-то новые силы, и это не просто отголоски магии, благодаря которой прославилась моя бабушка. Я всегда без труда видела путь, который прошла любая палочка, прежде чем оказаться в моих руках, но чем больше времени я провожу в аптекарской лаборатории, и особенно в оранжерее, тем ярче проявляются мои силы.
И Тьерни не могла не заметить.
Она видела, как крошечные гортийские деревья из далёких непроходимых лесов расцветали в моих руках, как папоротник однажды вдруг потянулся к моей ладони и ласково обвился вокруг указательного пальца, как маленькие растения окутывают меня восхищёнными облачками. Она знает, что мне не нужно наклеивать названия на баночки с древесными ингредиентами, что я уже давно распознаю состав сложных лекарств, не заглядывая в учебник, и всё дальше отхожу от общепринятых формул при смешивании микстур.
– А у тебя особенная связь с водой, – отвечаю я, пристально глядя Тьерни в глаза.
По её лицу пробегает лёгкий страх.
Тьерни давно наблюдает за мной, но, похоже, не заметила, что я так же пристально слежу за каждым её движением.
По вечерам в аптекарской лаборатории мне случалось видеть такое, от чего я трясла головой, думая, что меня подводит зрение, и обещала себе выспаться. Я видела, как Тьерни играет с ручейками и струйки воды прыгают возле её пальцев, как котята. Затаив дыхание я следила, как она направляет ладонью потоки воды и подбрасывает в воздух водные шары.
Теперь я знаю: и у Гарета, и у Тьерни, и у меня в жилах течёт не только гарднерийская кровь. Мы все полукровки. Наполовину феи.
Мы с Тьерни в тишине смотрим друг на друга, не решаясь заговорить.
– А ты заметила, – начинает Тьерни, – что в этом классе только мы с тобой не носим белые повязки?
Почти все студенты-гарднерийцы носят повыше локтя белые повязки в поддержку Маркуса Фогеля. Весной будут выборы верховного мага, и Фогель – главный кандидат на высший пост в Совете. Фэллон Бэйн нацепила белую ленту одной из первых, а я не могу себя заставить присоединиться к движению поддержки, хоть и понимаю, что оставаться в университете белой вороной просто глупо. Но стоит мне вообразить Фогеля на посту верховного мага, как меня охватывает необъяснимый ужас.
– Я не интересуюсь политикой, – заставляя себя говорить беззаботно, объясняю я. – Это излюбленные игры моей тётушки.
Тьерни оценивающе оглядывает меня и язвительно усмехается.
Как странно… Она словно одним взглядом вынесла мне приговор и перечислила все мои недостатки.
– Помоги мне с колбами, – неохотно просит Тьерни. – Я хочу сказать, помоги мне принести их в лабораторию. С моей спиной много не унесёшь.
Я согласно киваю, с радостью меняя тему разговора. Подняв миску с порошком, я высыпаю его в густой, булькающий перед нами сироп. В воздух поднимается терпкий аромат кедрового дерева и гвоздики.
