– Колбы в моей комнате, – роняет Тьерни.
Недоумённо пожав плечами, я вытираю въевшийся в пальцы тёмный порошок.
– Я не могу войти в твою комнату. Вдруг меня увидит Фэллон?
– Не увидит, – качает головой Тьерни. – У неё почти каждый вечер военная муштра. – Помолчав, она многозначительно добавляет: – Военная подготовка с оружием.
– Ах с оружием! – Меня душит горький смех. – Как мило! Хорошенько потренируется, придёт в комнату и прикончит меня.
Тьерни задумчиво ждёт, когда я отсмеюсь.
– Мне нельзя с ней встречаться, Тьерни, – вздыхаю я.
– Фэллон никогда не нарушает расписания, – не повышая голоса сообщает Тьерни. – Она вернётся нескоро. В этом я совершенно уверена.
Я стою перед Дианой Ульрих, которая спит на одной из четырёх кроватей в комнате Тьерни, и глупо хлопаю глазами.
Диана лежит на животе, безжизненно свесив руку до пола, и громко храпит.
Она совершенно нагая.
Тьерни укладывает колбы в длинные деревянные ящики, оборачивая каждую в мягкий лоскут ткани. Заметив, что я не в состоянии отвести от Дианы глаз, она спокойно пожимает плечами:
– Сначала смущает, согласна. Потом привыкаешь.
Диана, громко засопев, переворачивается на спину и широко раскидывает ноги. Я отчаянно краснею и отворачиваюсь.
– Почти готово, – натянуто улыбается мне Тьерни.
Оглядев комнату, я решаюсь задать давно мучающий меня вопрос:
– А на какой кровати спит Фэллон?
Тьерни фыркает и бросает на меня недоверчивый взгляд.
– Ты действительно думаешь, что она спит здесь? В одной комнате с нами? – Тьерни показывает пальцем на дверь в смежную комнатку. – Её кровать там.
Я осторожно заглядываю в спальню Фэллон, пока Тьерни упаковывает второй ящик. Что ж, обстановка вполне в стиле Фэллон: алые и чёрные цвета, огромная кровать с четырьмя столбиками, дорогие шёлковые простыни сбились комками, недоеденные фрукты разбросаны по белой подушке.
Фэллон Бэйн – обыкновенная грязнуля!
Не в силах противостоять любопытству, я виновато крадусь в комнату. Сколько у Фэллон книг с заклинаниями! Запертый книжный шкаф со стеклянными дверцами, укреплёнными для верности тонкими железными решётками, хранит тома новых гримуаров
[2] в толстых кожаных переплётах с золотым тиснением. Серебряные кинжалы и рапиры с инкрустированными драгоценными камнями рукоятками и изысканно изогнутый лук висят на стенах. Огромный камин с чугунной решёткой в форме драконьих лап наполняет комнату теплом. И самое невероятное – над каминной полкой нависает череп дракона в натуральную величину.
Подойдя к кровати, я с завистью провожу рукой по шёлковым простыням и мягкому пуховому одеялу. В какой роскоши она спит каждую ночь! При виде небольшого керамического портрета на прикроватной тумбочке зависть ещё глубже запускает в меня когти.
На меня смотрит Лукас Грей.
Хороший портрет, Лукас на нём красив как бог.
Позади кто-то в ужасе вскрикивает, и я от неожиданности подпрыгиваю. Портрет с хрустом приземляется на гладкие плитки пола.
Это вскрикнула Олиллия, уриска, она тоже работает на кухне. Олиллия, почти как Бледдин, выделяется среди соплеменниц необычным цветом – она не бело-розовая уриска, а лавандовая. Сейчас Олиллия застыла в дверном проёме, прижимая к груди стопку чистых простыней.
– Прошу прощения, маг, – с усилием выговаривает она, так низко наклоняя голову, будто я собираюсь её откусить.
– Ничего, – заикаясь отвечаю я. – Всё нормально.
Олиллия очень хрупкая, всего боится, ей едва ли исполнилось четырнадцать лет. У неё нездоровый вид – аметистовые глаза окружены алой каймой.
Портрет Лукаса раскололся ровно посередине.
О Древнейший! Фэллон явится и увидит, что портрет разбит!
Подняв черепки, я складываю их в карман накидки и беззаботно улыбаюсь Олиллии.
В той комнате, где осталась Тьерни, со скрипом открывается дверь. До нас с Олиллией доносится какое-то бормотание, а потом и знакомый голос:
– О Древнейший! Да она просто свинья!
Моё сердце останавливается и падает в бездонную пропасть.
Фэллон!
Спрятавшись за дверью, я вжимаюсь в стену. Колени у меня подгибаются, в груди не осталось воздуха.
Что она со мной сделает? Сердце грохочет, как кузнечный молот. Сквозь щель между дверью и косяком я вижу Экко, Пейдж и Фэллон. Они стоят посреди комнаты, а у стола в ужасе застыла Тьерни.
В спальню Фэллон я вошла без приглашения, этого мне от Олиллии не скрыть.
– Я больше не могу! – восклицает Экко, показывая на обнажённую Диану. – Она отвратительна! Только посмотрите на неё! Мы же не можем… Мы гарднерийцы, а не грязные дикари!
Фэллон набрасывает на Диану одеяло. Та, почмокав во сне, переворачивается на живот и продолжает храпеть.
– Ну вот, – обращается Фэллон к Экко. – Так лучше?
– Нет, Фэллон, – возражает Экко. – Вот когда она исчезнет отсюда навсегда, тогда будет лучше!
Фэллон со смехом сбрасывает накидку на стул.
– Она как будто хрюкает! – Улыбка Фэллон тает при виде застывшего лица Тьерни.
– А ты на что уставилась? О Древнейший! Да ты страшнее упыря!
Я ещё сильнее вжимаюсь в стену.
Фэллон оглядывает комнату, будто чувствуя, что чего-то не хватает. Её глаза останавливаются на Олиллии, и лицо мрачнеет.
– Что ты здесь делаешь?
Олиллия открывает рот, но, скованная ужасом, не может издать ни звука.
Фэллон вздыхает, будто её разочаровала непослушная собака.
– Иди сюда! – командует она, показывая на место рядом с собой.
Олиллия спешит выполнить приказ, прижимая к груди простыни и опустив голову.
Смерив девочку презрительным взглядом, Фэллон достаёт волшебную палочку и покачивает её на ладони.
– Я тебе как велела себя вести? – спокойно интересуется Фэллон.
Девочка что-то говорит себе под нос, уставившись в пол.
– Не слышу.
– Как невидимка, – почти шепчет уриска.
– Что? – Фэллон подносит ладонь к уху.
– Как невидимка, – громче произносит девочка, заикаясь от страха. – Прошу прощения, маг Бэйн, я не ожидала, что вы…
– Нет, нет и ещё раз нет, – ухмыляется Фэллон. – Чтобы тебя не видели, надо, чтобы тебя и не слышали. А мы тебя слышим?
