Скривив губы в жестокой усмешке, тётя поглаживает длинными ухоженными пальцами шелковистые перчатки, которые она держит в руке.
– Ты кое-что упустила, милая племянница. Рейфу исполнится двадцать лет только через три дня. И если за это время что-то случится с твоим дядей, твоим опекуном стану я. Теперь ты понимаешь, что согласиться на моё предложение в его же интересах. Даю вам десять минут, чтобы принять решение.
Она выходит и захлопывает за собой дверь.
Страх впивается в меня, будто холодное лезвие острого ножа. Во рту появляется странный привкус.
– Сделай, как она хочет. Прошу тебя! – уговариваю я дядю, обнимая его и утыкаясь заплаканным лицом ему в плечо. – Пожалуйста, дядя Эдвин! Я не смогу без тебя.
– Эллорен, – с невероятным усилием произносит он, держась за грудь. – Это всё из-за меня. Я был неправ…
Он умолкает, дыхание с хрипами и свистом вырывается из его груди.
– Не понимаю, – всхлипываю я. – В чём неправ? Ты всегда поддерживал меня.
– Я убедил тебя… – В груди дяди Эдвина что-то хрипит и рычит, как будто гремят голые кости. – Я говорил, что в тебе нет магии… потому что не хотел… чтобы они использовали тебя… ты не слабая… борись с ними… я ошибся… Твоя сила…
Он умолкает, пытаясь вдохнуть, а его глаза расширяются от боли.
Дрожащая рука дяди сжимает мою, и он оседает, привалившись к стене. Его голова застывает, склонившись к плечу, а глаза бессмысленно смотрят вдаль.
Он мёртв.
Я падаю ему на грудь, в последний раз прижимая его к себе, и рыдаю все десять минут.
За спиной открывается дверь и слышится звонкий перестук тётиных каблучков по полу.
– Вставай, – приказывает она, и я стремительно оборачиваюсь и с криком бросаюсь на неё:
– Ты, злобная тварь!
Охранники отбрасывают меня и не дают приблизиться к тёте.
Тётя Вивиан невозмутимо смотрит, как я бьюсь, будто бешеное животное, чтобы вырваться из рук охранников.
– Ты лучше успокойся, – холодно говорит она. – Не то я навещу того юного кельта, с которым ты кувыркалась в постели. Кажется, его зовут Айвен Гуриэль?
«Давай! – думаю я. – Навести Айвена, жестокая стерва. Уж он-то тебя поджарит, а я спляшу на твоём пепле».
Обезумев от горя, я оглядываюсь на тело дяди, лежащее вдоль стены, и силы покидают меня.
С протяжным стоном я безвольно висну на руках магов, будто тряпичная кукла, позволяя им вытащить меня из камеры.
Меня заносят в карету, вытаскивают из неё, потом волокут по роскошно украшенным залам какой-то ратуши.
По пути встречаются военные высоких чинов. У небольшого алтаря стоит с белой бородой и в расшитых золотом одеждах жрец. В руке у него волшебная палочка, на груди вышита белая птица – знак Древнейшего.
Меня грубо толкают, и я падаю на колени перед жрецом.
Простучав по каменным плитам пола каблучками, рядом со мной останавливается тётя Вивиан.
– Один молодой человек всё ещё желает обручиться с тобой, хотя это решение и заставляет усомниться в его здравом рассудке. Впрочем, посмотрим, вправе ли ты пройти обряд обручения – достаточно ли ты чиста!
– Мы с Айвеном ничего не делали! – дрожа от страха, кричу я. Что, если они заявятся к нему? Или к его матери? – Между нами ничего не было!
– Скоро проверим! – рявкает тётя Вивиан. – А пока я снаружи подожду твоего жениха. – Затем, склонившись надо мной, она добавляет: – Надеюсь, у тебя хватит ума не последовать примеру Сейдж Гаффни. Говорят, боль от разорванного обручения в десять раз хуже, чем от прижигания калёным железом. И она длится вечно.
Я полулежу, съёжившись на полу, всхлипывая и размазывая по щекам слёзы, когда дверь снова с треском распахивается и в сопровождении нескольких военных входит Лукас. Чёрный плащ развевается у него за спиной, меч и волшебная палочка в ножнах приторочены к поясу.
Едва удостоив меня взглядом, он обращается к жрецу:
– Покончим с этим поскорее.
И это не просьба, а приказ. От Лукаса исходит волна гнева и превосходства.
Жрец, торопливо кланяясь, готовит волшебную палочку и открывает на алтаре «Священную книгу древних».
Двое охранников поднимают меня с пола и тащат к алтарю, не обращая внимания на моё сопротивление. Меня заставляют вытянуть руки вперёд ладонями вверх, и Лукас накрывает их своими.
– Как я тебя ненавижу! – рыдаю я.
Из моих глаз капают слёзы, один из охранников впивается мне в руку ногтями, удерживая меня на месте.
– Твоё обручение назначено на сегодня, Эллорен, – резко отвечает Лукас. – Со мной или с кем-то гораздо хуже.
– Как ты можешь? А говорил, ты мне друг!
– Если я сейчас уйду, – цедит Лукас сквозь стиснутые зубы так тихо, что я едва различаю слова, – твоя тётушка обручит тебя с кем-нибудь, кто, по её собственному выражению, «выбьет из тебя дурь». И я здесь именно потому, что я тебе друг, хотя ты можешь мне не верить. Думаешь, я счастлив, что мне приходится обручаться с невестой, которую держат двое вооружённых охранников?
– Так не делай этого!
– А не надо было доводить до такого! – Лицо Лукаса багровеет от ярости. – Если бы тебя не застали полуголой в объятиях кельта, всё было бы иначе. Да, представь, Эллорен, твоя тётушка рассказала мне о твоей ночи с Айвеном Гуриэлем. И сейчас мы узнаем, насколько невинными были ваши объятия.
– Да тебе-то какое дело?! – вспыхиваю я. – Ты всё равно меня не любишь!
Лицо Лукаса темнеет от гнева, и на мгновение мне кажется, что он сейчас меня ударит. Отвернувшись, он сжимает губы в тонкую линию, борясь с собой, а потом бросает на меня полный раздражения взгляд.
– Я пытаюсь тебе помочь! – почти рычит он.
– Я буду ненавидеть тебя вечно! – вырываясь из рук охранников и пытаясь отдёрнуть руки, кричу я.
На лице Лукаса мелькает отвращение, однако он быстро берёт себя в руки и поворачивается к жрецу.
– Начинайте. Обручите нас. И скрепите обряд.
– Нет! – в последний раз кричу я, но меня держат за руки, а жрец своим отвратительным монотонным голосом произносит заклинание обручения.
Белобородый маг взмахивает над нашими руками волшебной палочкой, и я вздрагиваю от лёгкого покалывания в ладонях и выше, в руках. Из кончика волшебной палочки вырываются тонкие чёрные полосы и обвивают наши с Лукасом руки. Я тщетно вскрикиваю, полосы и спирали темнеют, повинуясь заклинанию скрепления обряда. Наши руки будто окутывает чёрная паутина.
Всё кончено. Меня отпускают.
Я отшатываюсь и в ужасе оглядываю чёрные полосы, навечно отпечатанные на моей коже.
Теперь я принадлежу Лукасу. Как вещь.
