Помолчав, Андрас остриём ножа указывает в сторону Дианы.
– Вековые законы рас изменить не так-то просто.
– Это ты уже говорил, – отзывается Тристан, не сводя глаз с небольшого шарика, сияющего, будто сапфировая молния над моей волшебной палочкой. Брат посылает шарик в огонь, и пламя тут же становится ярко-синим. – Андрас, что случилось? – В голосе Тристана слышатся нотки снисходительности. – Ты что, влюбился в богиню-отступницу из племени амазов?
Губы Андраса кривятся в грустной ухмылке.
– Была одна женщина.
– Была? – не выдерживает Диана.
Охваченная любопытством, ликанка даже отрывается от Рейфа.
Андрас глубоко вздыхает и убирает короткий клинок в ножны. Упершись большими ладонями в колени, он склоняется вперёд, и пламя одну за другой выхватывает из темноты руны на его татуированном лице.
– Расскажи, – просит Тьерни, отвлекаясь от разговора с Айвеном.
Андрас долго изучающе смотрит на неё, а потом снова переводит взгляд на костёр, но в конце концов кивает.
– Она нашла меня в тот год, когда мне исполнилось восемнадцать. Её звали Сорча Ксантиппа. Юная девушка из племени амазов. Я был с лошадьми на пастбище. Стояла осень, листва на деревьях алела и золотилась. Я услышал мысли незнакомой лошади и обернулся как раз в тот момент, когда Сорча выехала с пустоши. Её кожа синела, как осеннее небо, а пряди длинных волос по ветру стелились за ней.
Андрас ненадолго умолкает, будто пытаясь в мельчайших подробностях воскресить воспоминания.
– Я очень удивился, когда разглядел её, – продолжает он. – Никто из племени моей матери ни разу не давал знать о себе за все годы, что мы ушли от амазов. Они вычеркнули мать из памяти, отвергли её навсегда. – Глаза Андраса темнеют от грусти. – Сорча подъехала ко мне и объяснила, что пришло время обрядов плодородия, когда амазы чтят Великую богиню, стремясь увеличить численность девочек в племени. Она узнала обо мне и о том, что я недавно достиг возраста зрелости. Поскольку я родился в племени амазов, а моя мать была блестящим учёным и сильным воином, Сорча решила, что моё семя породит особенно сильных и прекрасных дочерей.
– То есть она хотела… – обескураженно прерывает его Диана.
– Да, – поворачивается к ней Андрас, – вступить со мной в связь.
– Без обряда? Прямо так?
Андрас задумчиво молчит, подыскивая ответ.
– У них всё не так, как ты привыкла.
– Но ты конечно же отказался. – Диана выпаливает эти слова, самодовольно сложив руки на груди.
– Сначала отказался, – подтверждает Андрас. – А потом мы проводили вместе много времени. Ночь за ночью под звёздным небом. И однажды мы соединились.
Глаза Дианы недоверчиво округляются.
– Вы спарились без торжественного обряда?
– Диана, – одёргивает подругу Рейф, – у них другие традиции…
– Но это возмутительно! – отвечает Диана и вновь поворачивается к Андрасу, глядя на него с нескрываемым осуждением. – Не понимаю. Как можно спариваться с тем, кого не любишь?
По лицу Андраса пробегает тень.
– Так что же произошло? – тихо спрашиваю я.
Он тяжело вздыхает и, прежде чем ответить, некоторое время потирает щёку.
– Я начал… влюбляться в Сорчу. И не только потому, что нам было хорошо вместе и наши тела будто созданы друг для друга. Она приходила ко мне снова и снова, и после страстных объятий мы подолгу разговаривали. Приходя ко мне, она нарушала запреты своего племени. Амазам разрешено искать пару только во время обрядов плодородия. Однако Сорчу, казалось, тянуло ко мне так же сильно, как меня к ней. В последнюю нашу ночь я признался, что люблю её, просил не уходить, остаться со мной навсегда.
Он умолкает, неотрывно глядя в огонь.
– Она расплакалась и ответила, что не может любить меня. Что любит только амазов. А совместить это невозможно. Сказала, что ждёт ребёнка и я ей больше не нужен. Она пришла попрощаться. – Андрас молчит, и в воздухе словно повисает невысказанная грусть. – Потом Сорча ушла, и больше я её не видел. Иногда я думаю, а вдруг в землях амазов у меня растёт дочь? А что, если родился мальчик? Вдруг Сорча оставила его где-нибудь в лесу, как требовали амазы от моей матери?
Лицо Андраса мрачнеет.
– Спустя несколько месяцев после того, как Сорча ушла, ко мне явилась другая женщина из племени амазов – снова настало время обрядов плодородия. – Глаза Андраса оскорблённо сверкнули. – Я отослал её. И с тех пор амазы оставили меня в покое.
Некоторое время мы все молча смотрим в огонь, слушаем треск дров.
– Ты всё ещё любишь её? – тихо спрашивает Тьерни.
Кто знает, быть может, сейчас она думает о Леандре.
Андрас горько усмехается, но не отвечает.
– Тебе нужна подруга. На всю жизнь, – уверенно объявляет Диана. – То, как живут амазы – это ненормально.
У Андраса вырывается безрадостный смех.
– Кому я нужен, Диана Ульрих, скажи! – вопрошает он. – Никому. Меня никто и нигде не примет.
– Стань ликаном, – предлагает Диана. – Мой народ примет тебя.
Андрас качает головой:
– Я не могу так поступить с матерью. Она пожертвовала ради меня всем. Потеряла всё самое дорогое. Она просто умрёт, если я откажусь от неё и нашего прошлого.
– Никто не заставляет тебя отказаться от матери, – обескураженно настаивает Диана.
Андрас бросает на ликанку полный недоверия взгляд.
– Для неё мой поступок станет отречением, изменой. Стать ликаном – самое страшное из возможных предательств.
– Но почему? – Диана обиженно хмурится. – Неужели мы настолько хуже вас?
– Понимаешь, Диана, – Андрас говорит терпеливо, как будто объясняет ребёнку очевидное, – амазы презирают образ жизни ликанов – целиком и полностью.
– О чём ты? – Голос Дианы звенит от напряжения.
– В Северной и Южной стаях ликанов верховодят альфа-самцы.
– Но в прошлом вожаками становились и альфа-самки.
Андрас пренебрежительно отмахивается.
– Это было очень давно.
– И будет снова!
– Неужели? – Губы Андраса растягиваются в грустной улыбке. – И кто же следующая альфа-самка? Наверное, целая очередь выстроилась к трону вожака?
Диана недовольно щурится.
– Всё не так. Вожаками становятся не из политических соображений, и титул не передаётся по наследству. Важна только сила претендента, его могущество.
– Тогда кто из юных ликанов сейчас самый сильный?
Диана на мгновение замирает, с неожиданной серьёзностью уставившись в землю. Когда она поднимает глаза на Андраса, в них светится такая непоколебимая уверенность в себе, что я вздрагиваю, как от озноба.
