Малыш Коннор, вероятно устав от избытка эмоций, нетерпеливо ёрзает и тянется к матери. Андрас целует ребёнка в макушку и передаёт Сорайе.
– Пойдём, Андрас, – зовёт Феррин. – Нам о многом нужно поговорить.
Андрас поворачивается к Тьерни, и, когда они обмениваются многозначительным взглядом, на его лице отражается океан чувств.
– Иди, – говорит она, вымученно улыбаясь. – Я очень за тебя рада.
Андрас кивает и уходит с ликанами.
Мы с Тьерни молча смотрим друг на друга, и в её взгляде я читаю всю трагическую историю последних дней: её новый друг, с которым они так быстро и так неожиданно сблизились, скорее всего, уйдёт в мир ликанов, совершенно закрытый для неё, Тьерни, потому что она хочет остаться собой.
Водной феей.
– Я не хочу об этом говорить, – резко отвечает она на незаданный вопрос, мучительно щурясь. – Иначе сейчас совершенно случайно налетит буря. Беспощадная. Прямо сейчас. – Она мрачно косится на потолок. – Прямо здесь. Посреди этого чёртова праздника.
И, прежде чем я собираюсь с силами произнести хоть слово, Тьерни разворачивается и выбегает из зала.
В тот вечер, проведя несколько часов с дядей Эдвином в доме для гостей, я решаю отыскать Андраса. Мне не терпится узнать, о чём же он говорил с ликанами.
С фонарём в руке я пробираюсь по лесу, осторожно ступая по мёрзлой земле, к пещере Наги. Деревья по-прежнему настроены враждебно, я чувствую их краем сознания, но постепенно учусь вытеснять их неприязнь.
Впереди мелькает пламя костра, слышится голос Андраса.
– Ты теперь следишь за мной, мама?
Мама?
И, прежде чем я успеваю понять, что происходит, рядом со мной из тьмы возникает Айвен. Он тихо идёт ко мне, едва различимый среди деревьев. Я останавливаюсь, повинуясь его безмолвному приказу, и молчу. Айвен прикладывает палец к губам, берёт меня за руку и кивает в сторону костра.
Мы двигаемся почти бесшумно и подходим чуть ближе к поляне, откуда гораздо лучше видны Андрас и его мать, профессор Воля.
Поразительно, как сильно Андрас изменился всего за несколько часов! Он снял все металлические украшения амазов, все руны-обереги, а вместо привычной алой, испещрённой рунами одежды на нём теперь кельтская куртка и штаны. Неизменными остались лишь чёрные татуировки-руны на его лице.
Профессор Воля с нескрываемым изумлением смотрит на сына, который сидит у огня, сцепив руки на коленях и склонив голову.
– Почему ты так странно одет? – беспокойно спрашивает она. – Почему ты оставил всё… и даже амулет Богини… дома?
Андрас долго молчит и наконец произносит:
– Сегодня я встретил своего сына, мама.
– Сына?
– Его родила Сорча Ксантиппа.
По лицу профессора Воля пробегают тени отчуждения и тревоги.
– Та девица, которая явилась из племени амазов, презрев все правила обряда плодородия? Та, к которой ты так ненормально привязался?
Андрас как будто теряет дар речи, поражённый отповедью матери.
– Ты разве не слышала, что я сказал? У меня есть сын!
Профессор Воля в глубоком раскаянии качает головой.
– И грехи мои приумножились… – Она оглядывается, будто ищет кого-то среди деревьев. – И где он? Этот твой сын?
Андрас с яростью смотрит на неё, выпятив квадратный подбородок.
– Его взяли к себе ликаны. Он теперь один из них. И я намерен тоже уйти к ним.
Женщина застывает, словно силясь поверить в услышанное.
– Целых два года, – продолжает Андрас, – они растили моего сына как собственного. И теперь пригласили меня стать членом стаи. Я смогу стать отцом своему сыну, а со временем обрести любовь и семью.
Мать вздрагивает, как будто от удара.
– У тебя уже есть семья, – напоминает она срывающимся голосом.
– Да, я знаю, – тихо отвечает Андрас. – Я люблю тебя, мама. И знаю, чем ты пожертвовала ради меня. Но довольно… нельзя вечно жить так… Пойдём со мной к ликанам. Они обещали, что примут нас обоих, чего не сделало твоё племя.
Глаза профессора вспыхивают яростью:
– Нет. Никогда!
– Но почему?! – вдруг взрывается Андрас. – Что такого ты знаешь о них?
– Я знаю достаточно! – восклицает она. – Они все – зло. – Профессор размахивает рукой, как будто рубит огромным мечом лежащий перед ней невидимый предмет. – Они слепо подчиняются вожакам-мужчинам… Как рабыни.
– У них были и женщины-вожаки.
– То время давно ушло, Андрас. Они олицетворяют всё, что презирает Великая Богиня. И нет им прощения. А после смерти от них ничего не останется, как будто их вовсе и не было на свете. А мы отправимся в райские кущи – к нашему божеству.
Андрас качает головой:
– Я больше не верю в эти сказки.
– О чём ты? Что значит не веришь?
– У каждого народа или расы – у фей, ликанов, эльфов, гарднерийцев, амазов, – у всех есть своя вера, отличная от других. Общее только одно: они считают, что только их вера истинная, а все остальные – отступники и ничего не стоят.
– Они не правы!
– Я знаю, – горько вздыхает Андрас. – Правы всегда только амазы. Разве ты не понимаешь? Мне нет места в твоём племени. Все ваши традиции и обряды говорят о том, что мужчины хуже и опаснее женщин и годны только на то, чтобы помогать плодить новых женщин-амазов. Я больше в это не верю. Я не подлый и не коварный, и мне не нужно душить в себе безумную страсть унижать женщин.
– Потому что мы покаялись и искупили вину!
– Ничего подобного. Это очередная ложь!
– Ты сам не понимаешь, что делаешь! – отчаянно выкрикивает профессор Воля. – Ты накличешь гнев Богини на нас обоих!
– Не накличу, – упрямится Андрас. – Потому что никакой Богини нет!
Мать в ужасе смотрит на сына. Потом поднимает глаза к небу, будто ожидая увидеть молнию, летящую к ним, чтобы наказать за богохульство.
– Моли о прощении! – странным шёпотом приказывает она.
– Нет, – отвечает Андрас. – Я сказал правду и извиняться не стану.
На её лице застывает маска ярости.
– Если ты пойдёшь дальше по дороге проклятий, ты мне не сын!
По лицу Андраса ничего нельзя прочесть.
– Зато тогда, мама, ты сможешь вернуться к своему племени, к людям, которых ты действительно любишь.
Профессор Воля колеблется, на её лице уже нет былой решимости.
– Андрас…
Он вдруг вскидывает руку, показывая матери ладонь с растопыренными пальцами.
– Взгляни на мою руку, мама, – требует он. – В ней столько же костей, сколько в твоей – в противоположность лживым россказням о рождении мира, которые выдумало твоё племя.
