– Их признали виновными в разбойном нападении и депортировали в Гарднерию, – мрачно заканчивает Джулиас.
– Оттуда их, скорее всего, сошлют на Пирранские острова, – без колебаний напоминает Лукреция.
Как они могут говорить об этом так спокойно, без обиняков перечисляя факты – непостижимо ужасные, отвратительные и душераздирающие!
Все мои силы уходят на то, чтобы сдержать слёзы.
– Получается, Совет Верпасии ничего не сделает, чтобы наказать вчерашних погромщиков, всю ночь бросавшихся на невинных жителей?
– Совет Верпасии сегодня утром сообщил, что при поимке «урисок-преступниц» произошли некоторые разрушения, – с презрением произносит Лукреция. – Ты видишь, как подаётся эта новость?
– Прошлой ночью подрезали двенадцать урисок, – печально сообщает Джулиас Кристиан. – Девять из этих двенадцати находятся в Верпасии незаконно. Олиллия входит в их число.
– А что же те уриски, кто живёт здесь легально? – настаиваю я. – Разве они не могут обратиться к властям?
Джулиас качает головой, его губы складываются в горькую усмешку.
– Если пострадавшие попробуют сообщить о нападениях, им не поздоровится. Те же бандиты набросятся на них, как коршуны на добычу. А власти лишат урисок разрешения на работу – скажут, что это заслуженное наказание.
– После чего насильно отправят в Гарднерию, – добавляет Лукреция.
Я уже едва дышу.
– То есть мы никак не можем ответить на этот кошмар?
Джулиас берёт в руки несколько страниц из толстой пачки листков перед ним и пристально смотрит мне в глаза.
– Почему же… кое-что мы можем сделать.
– Что? – В отчаянии я готова принять любое решение.
– Надо выправить новые документы для Олиллии, Ферн и Бледдин, – говорит профессор. – Достаточно хорошие, чтобы не подкопались ни верпасиане, ни гарднерийцы, если вздумают проверить. Только так мы можем добиться своего – оставить друзей в Верпасии, а потом переправить их в Западные земли.
Я бессильно откидываюсь на спинку стула. Как это несправедливо… Взять бы в руки белую волшебную палочку и всё исправить. Пустить мою дремлющую магию на службу добру.
– Что теперь будет? – дрожащим голосом спрашиваю я. – Станет только хуже?
– Дела наши не очень, – признаёт Джулиас, бросая взгляд на Лукрецию. – Даже удивительно, как быстро верпасиане спасовали перед Гарднерией.
Лукреция коротко кивает в знак согласия.
– И гарднерийцы, и альфсигрские эльфы очень сильны, и их сила прибывает с каждым днём.
– Западные земли падут? – спрашиваю я.
Задать этот страшный вопрос вслух нелегко.
– Только одно удерживает гарднерийцев от нападения на Кельтанию, – нахмурившись, отвечает Лукреция. – Союз, пусть и слабый, между ликанами, амазами, ву трин и кельтами. – Она на мгновение умолкает, сбросив маску неистребимого спокойствия. – Если этот союз распадётся, Гарднерия захватит все Западные земли.
– Неужели так и будет? – спрашиваю я Джулиаса.
Он выдерживает мой взгляд, окаменев, как будто не веря собственным словам.
– Да, Эллорен, – наконец сдаётся он. – Я полагаю, что Западные земли падут.
Мы долго молчим, прислушиваясь к стуку ледяных градин по стеклу. Они будто пытаются разбить окно и прорваться в кабинет. Меня всё сильнее охватывает дурное предчувствие. Тёмная волна накатывает неудержимо, и я вспоминаю преследующий меня кошмарный сон.
Багровое небо. Мёртвые деревья. Белый Жезл.
И чёрная фигура, которая идёт по полю и высматривает меня.
– Есть и другие, кого необходимо вывезти из Верпасии, – говорю я и рассеянно дотрагиваюсь до волшебной палочки, спрятанной под юбкой. Шансы на успех малы, но палочка словно вселяет в меня уверенность. – Шелки.
Джулиас мимолетно улыбается:
– Эллорен, ты теперь заботишься и о шелки?
– Возможно.
По его лицу пробегает странная тень, глаза добреют, он словно видит на моём месте кого-то другого.
– Ты так похожа на…
Профессор резко обрывает себя и отворачивается, прочищая горло.
– На кого? – недоумённо спрашиваю я.
Профессор только качает головой, не поднимая глаз, будто отгоняя неудобный вопрос. Собравшись с духом, он снова смотрит мне в глаза.
– Тебе следует знать, что найти помощников, которые согласятся защищать шелки, будет очень сложно, – говорит он. – Слишком многие считают, что шелки – всего лишь животные в человеческом обличье…
– Они не животные, – вспыхиваю я. – Без шкур шелки быстро слабеют, но они ничем не отличаются от людей.
– Быть может, ты и права, – кивает профессор, – однако они не в состоянии говорить, как мы, и это сильно усложняет дело.
Марина иногда пытается что-то нам сказать, у неё вырываются мелодичные, похожие на пение флейты звуки, а голубовато-серые глаза в такие минуты сияют.
– Я почти уверена, что они способны говорить. Просто мы их не понимаем.
– То, что сейчас творится с шелки, омерзительно, – заливаясь краской от гнева, говорит Лукреция. – Я столько раз взывала к состраданию к шелки среди членов Сопротивления, но ничего не добилась.
– Чтобы освободить шелки, понадобится целая армия, – вздыхает Джулиас. – Борьба пойдёт со всем чёрным рынком Гарднерии.
Как же мне убедить их выступить против превосходящих сил?
– Шелки необходимо увезти подальше, прежде чем Совет магов решит убить их всех, – не сдаюсь я. – Моя тётя на пару с Фогелем собираются протолкнуть это постановление. И вы знаете, что у них всё получится. Это лишь вопрос времени.
– Я кое с кем переговорю, – неохотно кивает Джулиас. – Ничего не могу обещать, но я попытаюсь.
– Спасибо, – прерывисто вздыхаю я.
Профессор молча разливает чай, и мы так же молча пьём, наблюдая за струйками пара, поднимающимися к потолку от чашек и чайника, который стоит на письменном столе профессора.
Лукреция длинными, тонкими пальцами грациозно держит потемневшую от времени чашку с отбитым краешком. Проректор чем-то похожа на тётю Вивиан, такая же изысканная, элегантная, вот только силы тратит совсем на другое. На вид Лукреции уже за тридцать, однако на её руках нет знаков обручения, что очень необычно для гарднерийки её лет.
Быть может, она и моложе Джулиаса, но ненамного.
Пристально рассматривая чистые руки Лукреции, я вдруг вспоминаю слова Дианы – ликанка упоминала, что Джулиаса и Лукрецию влечёт друг к другу куда сильнее, чем многих обручённых.
Однако ни один из них даже не догадывается о чувствах другого.
Ещё Диана говорила, что, будь Лукреция и Джулиас ликанами, они спарились бы по требованию стаи, иначе такая негасимая страсть отвлекала бы остальных.
