Меня охватывает тёплая дрожь, которую сменяет отчаяние.
– Не надо об этом, – едва слышно отвечаю я. – Так только хуже.
– Прости. – Он сжимает губы и отворачивается. – Конечно, ты права.
Мы молча сидим рядом.
– Айвен, – наконец решаюсь я, – что тебе сказала Нага об Ариэль и нилантире?
Он искоса бросает на меня взгляд, упрямо не разжимая губ.
– Ты ведь от Наги узнал, что произошло, – мягко настаиваю я. – Больше неоткуда. Ты ходил к Наге в эту метель? Проверить, что с ней всё в порядке?
– Да, – неохотно кивает он.
– И что она сказала?
Айвен молчит.
– Я знаю, что ты можешь с ней разговаривать, – не отстаю я. – И ещё я знаю, что ты очень сильный… и быстро двигаешься. И что ты умеешь лечить людей и переноситься через горы, как будто на тебя не действует сила притяжения. Ты можешь рассказать мне правду, Айвен. Что тебе сказала Нага?
Всё тело Айвена напрягается, как натянутая струна, в его глазах бушует пламя. Он будто прислушивается к противоречивым мыслям, не зная, что выбрать. Наконец он вздыхает и смотрит мне прямо в глаза.
– Нага сказала… что нилантир убьёт Ариэль. И потому она решила его уничтожить. Она говорит, что нилантир украл у Ариэль её силы, сделал крылья слабыми и потушил её огонь. Что вскоре нилантир заберёт у Ариэль душу, и она превратится в сломленного дракона, которые были прекрасными на свободе и погибли в неволе. – Айвен умолкает, чтобы перевести дыхание. – Нага сказала, что гарднерийцы указали Ариэль путь к саморазрушению, что если она не откажется от этих ягод, то сама выроет себе могилу. И тогда гарднерийцы победят. Она сказала, что Ариэль вернула ей крылья и что только так Нага может отплатить добром.
На лицо Айвена опускается тень.
– А потом она ушла.
– Ушла? – ошеломлённо повторяю я.
Айвен кивает.
– Нага может охотиться, к ней вернулся огонь. Скоро она достаточно окрепнет, чтобы летать, а холода драконы не боятся. Вот она и ушла.
– Ох, Айвен…
– Она вернётся, – успокаивает он меня. – Ей надо снова научиться летать. Однако она сказала, что вернётся, чтобы помочь нам.
Айвен пристально смотрит на меня, пока я раздумываю, что же ответить на всё это.
– Зря Нага забрала весь запас нилантира, – мрачно произношу я. – Ариэль это могло дорого обойтись.
Айвен согласно кивает.
– Драконы… они другие. Нага вряд ли понимает, насколько мы слабее.
– В одном Нага права, – печально соглашаюсь я. – Нилантир действительно медленно убивал Ариэль. Я видела, как она слабеет. Она больше не может выдуть ни искры огня. А крылья… они стали совсем тонкими, хрупкими…
Кое-что припомнив, я вдруг от стыда заливаюсь румянцем.
– Раньше, когда Ариэль принимала нилантир, я даже радовалась. Она не осыпала меня ругательствами, ей просто было всё равно. А без нилантира она всегда злилась. Но когда я узнала, что ей пришлось пережить… Думаю, у неё имелись веские причины злиться на весь свет. И её нельзя в этом винить. – Меня постепенно захлёстывает гнев. – Гарднерийцы не имели права давать ей этот яд. И не имели права лишать её гнева.
Пристальный взгляд Айвена, от которого раньше мне становилось не по себе, теперь производит совершенно обратное действие. Я вижу, что он понимает меня, по-своему сочувствует. И я очень этому рада. Особенно сейчас.
Любуясь правильными чертами его лица, я размышляю, как ему удаётся разговаривать с Нагой. Я столько всего прочла о феях и их потомках, пытаясь вычислить, к какому виду фейри принадлежит Айвен, что вдруг вспоминаю интересную деталь: феи огня отличаются удивительной красотой. У них абсолютно симметричные прекрасные лица.
Как у Айвена.
– Скажи, кто из твоих родителей потомок фей? – спрашиваю я.
Он молча смотрит в сторону, не собираясь отвечать.
– Я никому не скажу, – уверяю я.
Под стук льдинок в окно и вой ветра Айвен вздыхает и, к моему изумлению, отвечает:
– Моя мать.
Я с трудом перевожу дыхание, сердце всё быстрее бьётся у меня в груди. Мы долго молчим, осознавая сказанное.
– Значит, семья твоей матери…
Его зелёные глаза вспыхивают.
– Они погибли от рук гарднерийцев во время Войны миров. Все до одного.
О Древнейший, сжалься! Все. Он потерял не только отца. Погибли и все родственники его матери. Меня охватывают стыд и печаль.
Конечно… разве могла его мать встретить меня иначе?
– Спасибо, что рассказал, – прерывающимся голосом благодарю я. Вот и ещё одно объяснение… слишком много боли в нашем прошлом. – Я никому не скажу. Да ты и сам знаешь.
Он нежно проводит своей рукой по моей, от его прикосновения моя кожа будто искрится. Я судорожно втягиваю воздух и беру Айвена за руку, наши пальцы переплетаются. Он откидывается рядом со мной на стену, и мы вместе смотрим на гобелен, по которому пляшут отблески фонаря.
– Что бы ты сделал, если бы всё было проще? – спрашиваю я. – Если бы мы оба родились кельтами, а наш мир не балансировал на грани войны?
Он меланхолично улыбается такому вопросу.
– Я был бы врачом, как отец, – пожимает он плечами. – Учился бы… и спал больше, чем сейчас.
Я одобрительно киваю. Мы оба давно мечтаем выспаться.
Айвен опускает вдруг посерьёзневшие глаза на наши сплетённые руки, в его голосе звучат нотки вспыхнувшей страсти.
– И ещё… ты и я… Мы могли бы быть вместе.
Наши взгляды встречаются, и меня охватывает невыносимое желание близости, которая отражается и в его глазах.
Моё сердце сжимается от боли. Почему мы не можем об этом даже мечтать?!
Отказываясь безропотно покориться судьбе, я опускаю голову на плечо Айвена, крепче сжимая его руку в своей. Его голова ложится на мою, тёплая щека прижимается к моим волосам.
– Как ты веселился в детстве на праздниках? – спрашиваю я, пытаясь нащупать безопасную тему.
Вопрос, по-видимому, застаёт его врасплох.
– Веселился?
– Просто интересно, был ли в твоей жизни период, когда всё было не так… сложно?
Он глубоко вздыхает, раздумывая над ответом.
– Я был единственным ребёнком, и детство моё прошло довольно тихо. Мы с матерью держались особняком. Я много читал, помогал ей в саду, ухаживал за животными. – Он умолкает, о чём-то вспоминая. – Я люблю готовить.
– Правда?
– Моя мать очень вкусно готовит. Она и меня научила.
Как это прозаично, почти смешно – Айвен, до краёв переполненный магией огня, любит готовить. Странно. На университетской кухне он готовит редко, в основном выполняет более тяжёлую работу. Например, носит дрова, воду, топит печь.
