– И вы предлагаете мне поверить, – говорит Алкайя, – что внучка Карниссы Гарднер, унаследовавшая её внешность до последней родинки, подружилась с двумя икаритками, детьми вождя стаи ликанов, освободила шелки, а её брат скоро станет ликаном? И всё это правда?
– Да, королева Алкайя.
Правительница долго изучает меня и вдруг делает то, чего от неё никто не ожидал.
Она разражается хохотом.
Отсмеявшись, королева обращается к воительнице, сидящей у трона.
– Алкиппа, если тебе когда-нибудь придёт в голову отомстить семье этой девушки, сохрани Эллорен Гарднер жизнь. Это будет самая лучшая месть. – С широкой улыбкой королева поворачивается ко мне: – А ты бунтовщица и хулиганка, Эллорен Гарднер. И за одно это ты достойна стать нашей гостьей. Добро пожаловать. – Королева оглядывает приближённых в зале и командует: – Освободите место для гарднерийки и её спутниц. – Затем, обращаясь к нам, добавляет: – Угощайтесь. Завтра утром, когда все насытятся и отдохнут с дороги, мы назначим время, чтобы официально обсудить вашу просьбу. Надеюсь, многие горячие головы к утру остынут.
Когда королева отворачивается, а в зале возобновляются разговоры и смех, Валаска предостерегающе кладёт руку мне на локоть. Направленные на меня взгляды по-прежнему враждебны, однако уже не так яростно пылают гневом, будто королева Алкайя брызнула на костёр водой и слегка притушила пламя.
Глава 4. Алкиппа
Валаска ведёт нас в дальний угол зала подальше от Алкиппы.
Улыбающиеся служанки с больших золотистых подносов раздают амазам плошки с ароматным рагу и ломти хлеба. Мы с Дианой опускаемся на вышитые подушки, а Валаска вежливо кивает служанке с подносом и просит её подойти. Светловолосая кельтийка кивает в ответ и пробирается к нам. Вместо принятых у амазов рунических татуировок на лице у этой женщины татуировки с изображением змеи в виде браслетов на запястьях и предплечьях. Заметив нас с Дианой, кельтийка холодно хмурится.
Она передаёт Валаске глубокую тарелку с ароматным рагу, чашку с напитком, на вид напоминающим молоко, и ломоть золотистого хлеба, а потом, враждебно прищурившись, чуть ли не швыряет такую же тарелку Диане, которую ликанка, к счастью, ловко хватает, не пролив ни капли. В мою сторону точно так же летит миска, однако мне далеко до ловкости Дианы, и еда выплёскивается на ковёр.
Валаска возмущённо оглядывается на служанку и восклицает что-то на чужом наречии, однако та в ответ лишь огрызается и, бросив на меня гневный взгляд, решительно уходит.
Марине повезло больше: её окружили сразу несколько женщин, которые подают ей тарелки с рыбой и засыпают вопросами. Марина устало оглядывается на меня, и я ободряюще киваю, стараясь не обращать внимание на свои испачканные соусом чёрные юбки.
«Мы здесь ради Марины», – упрямо напоминаю я себе, ощущая на себе воинственные взгляды женщин. Неважно, что они думают обо мне, главное – пусть помогут шелки. А пока они принимают Марину очень сердечно.
Ни Вин сидит рядом с Мариной, пристально оглядывая доброжелательниц, устремившихся к шелки.
Диана копается в тарелке, недовольно обнюхивая кусочки мяса, прежде чем положить хоть один в рот, и устремляет непримиримый взгляд на Алкиппу, не собираясь забывать о новообретённом враге. Алкиппа отвечает не менее воинственным взглядом, её глаза пылают, как угли, и она не обращает внимания на прелестную молодую женщину с зелёной кожей, которая то и дело с улыбкой касается её руки, пытаясь привлечь внимание. У подруги Алкиппы густые зелёные косы, окаймляющие лицо, будто крылья бабочки, над которыми сияют разноцветные обручи. Тонкие шарфы всевозможных оттенков украшают длинное лёгкое платье девушки.
Я со вздохом пытаюсь оттереть пятна от рагу, однако Валаска меня опережает. Она что-то бормочет себе под нос, перехватывая взгляд пожилой уриски с подносом в руках. У этой женщины бело-розовая кожа, как у урисок низшего сословия: Ферниллы, Ферн и Алкиппы. В отличие от большинства в этом зале, на её лице нет татуировок, а одета она в простую коричневую блузу и штаны. Валаска взмахом руки приглашает её подойти. Склонив голову и не поднимая глаз, служанка приближается к нам.
Она опускается на колени и протягивает мне поднос с едой, словно я королева, ожидая наказания от недовольной гостьи. Я беру другую миску с рагу, чашку молока и круглую лепёшку, силясь понять, что здесь происходит.
Эта женщина ведёт себя как рабыня.
Однако Клив Сорен говорил, что амазы не выносят жестокого отношения к женщинам. Тогда откуда у них рабыня-уриска?
Седовласая женщина продолжает стоять передо мной на коленях, опустив голову, будто ждёт моего решения. Валаска касается моего плеча и советует:
– Похлопай её по руке и скажи вот так… – Она произносит несколько слов на языке урисок.
Я следую совету Валаски, и женщина поднимает голову, с облегчением глядя на меня нежно-розовыми глазами. Она улыбается, как ребёнок, избежавший наказания.
Пожилая женщина кланяется мне и пятится, а у меня в груди зарождается глухая ярость. На её шее, лице и руках – следы от ударов хлыстом. И что-то не так с выражением её лица, как будто она не раз и не два сильно ударилась головой.
Я поворачиваюсь к Валаске и с отвращением уточняю:
– Так, значит, вы держите рабынь-урисок?
Валаска старательно собирает остатки рагу ломтём хлеба и отвечает не сразу.
– Сала не рабыня, – наконец произносит она ровным голосом.
Она что, считает меня полной дурой?
– Уриска разносит еду и кланяется, как будто ждёт удара от любой из вас. Её наверняка жестоко избивали, и у неё на лице нет рунических символов.
– Это мать Алкиппы.
– Что?
Я изумлённо оглядываюсь на возвышение, где стоит трон, в поисках Алкиппы. Огромная воительница смотрит на служанку-уриску, и ярость на её лице уступает место боли.
– Но Алкиппа ничуть не похожа на Салу, – недоверчиво качаю я головой.
Алкиппа выше Рейфа, а плечи у неё шире, чем у Андраса. Служанка-уриска очень худая и небольшого роста. Они с Алкиппой полные противоположности.
– Алкиппа пошла в отца, – объясняет Валаска с набитым ртом. – Тебе не доводилось слышать имя Фарг Кюль?
Фарг Кюль. Один из сильнейших и опаснейших военачальников урисков в Войне миров. Он даже получил титул хозяина драконов, что для уриска низшего класса было невиданной честью.
– Он отец Алкиппы? – недоверчиво переспрашиваю я. – Как же она здесь оказалась?
– Она пришла к нам с матерью, ей тогда было лет двенадцать, – вытерев рот ладонью, рассказывает Валаска. – Отец избивал их чуть ли не до смерти, вот они и сбежали.
Я пытаюсь представить себе слабую избитую Салу, которая тащит за собой Алкиппу, спасаясь от жестокого Фарга Кюля, но безуспешно.
