– Знаешь, теперь мне даже жаль Алкиппу, – вздыхаю я.
Валаска смеётся и предупреждает:
– Не позволяй жалости взять верх. Алкиппа мечтает тебя убить.
– Но… королева приняла меня… – испуганно бормочу я.
Валаска только пожимает плечами.
– Алкиппу это не остановит. – Заметив мой испуг, она насмешливо добавляет: – Ты что, действительно думаешь, что среди амазов ты в безопасности?
Я, видимо, бледнею, потому что Валаска ободряюще кивает мне.
– Не беспокойся. Не отходи от меня, и ничего не случится.
– А ты, собственно, здесь чем занимаешься? – спрашиваю я, пытаясь понять, кто же моя новоявленная телохранительница и стоит ли доверять её словам.
– В основном я пасу коз, – улыбается она, зачерпывая еду куском лепёшки.
Я недоверчиво смотрю на собеседницу, припомнив, как она встала против Алкиппы с небольшим клинком на пороге Королевского зала.
– Коз пасёшь? – уточняю я.
Валаска весело усмехается, прихлёбывая из большой кружки.
– Люблю коз.
– А что делает Алкиппа?
Валаска показывает на Алкиппу зажатой в руке кружкой, будто приветствуя воительницу.
– Алкиппа – член королевской гвардии. Она охраняет королеву.
– Член королевской гвардии?
– Это наш самый сильный отряд.
– И ты уверена, что сможешь защитить меня от неё?
Валаска спокойно кивает и с улыбкой делает ещё один глоток, будто наслаждаясь моим замешательством.
– Не хочу тебя обидеть, – говорю я, указывая взглядом на Алкиппу, – но она даже на вид гораздо сильнее тебя.
– Так и есть.
– И как ты собираешься меня защищать?
Уголок губ Валаски поднимается в усмешке, её тёмные глаза лукаво искрятся.
– Поверь, гарднерийка, у меня множество скрытых талантов, – смеётся она и показывает на нетронутую миску у моих ног. – Тебе надо поесть. Набраться сил.
Я опускаю глаза на миску, словно впервые её вижу, и кладу в рот кусочек мяса, подцепив его лепёшкой с душистыми травами. Блюдо щедро приправлено неизвестными мне специями и овощами, однако всё очень вкусно – напоминает рагу из цыплёнка в соусе карри с сушёными ягодами и поджаренными ломтиками тыквы, посыпанными кусочками козьего сыра. А в чашке – тёплое кобылье молоко тоже с неизвестными травами, даже слаще привычного коровьего и козьего молока, к которому я привыкла.
Уплетая рагу, я оглядываю зал и замечаю сжавшихся у стены девочек-урисок лет тринадцати – пятнадцати. В отличие от большинства женщин, у них на лицах нет татуировок, а взгляд у всех затравленный и усталый. Над ними по-матерински воркуют три уриски чуть постарше с руническими рисунками на лицах.
– Это недавно прибывшие, – говорит Валаска, заметив мой взгляд. – Беженки. С каждым днём их всё больше.
– Удивительно, что их пока не толпы, – отвечаю я, оглядывая зал.
– Королева Алкайя каждый месяц впускает только определённое число этих несчастных, – поясняет Валаска. – К тому же урискам не позволено привозить с собой сыновей. – Она недовольно хмурится. – Наверное, разреши мы пересекать границу мальчикам, желающих было бы больше.
Что-то в её тоне подсказывает, что Валаска не одобряет этих строгих правил.
Представляю, в какой невообразимо сложной ситуации оказывается любая уриска из Западных земель, у которой есть сын. Гарднерийцы и альфсигры стремятся убить всех мальчиков этой расы, опасаясь их волшебного дара – геомагии.
В другом конце зала я вдруг выделяю из толпы черноволосую зеленоглазую женщину в синих одеждах. Её лицо отмечено татуировками амазов, а кожа мерцает светлым изумрудным оттенком, как у всех гарднерийцев. Она разговаривает с другой женщиной и вдруг поднимает руку, покрытую ужасающими кровавыми отметинами, будто от ударов хлыста.
– Та женщина, – киваю я на незнакомку, – она, наверное, разорвала обручение. У меня была подруга, Сейдж Гаффни… с такими же отметинами на руках.
Валаска грустно смотрит на меня.
– У той женщины невыносимо болят руки, однако она уверяет, что любая боль – ничто, по сравнению с тем, что ей пришлось вынести. Она была обручена с мужчиной, который бил и оскорблял её, унижал их детей. Ей пришлось оставить в Гарднерии малютку-сына, к нам она пришла с двумя дочерьми. Взгляни, вон они.
Валаска указывает в другую сторону, и я без труда отыскиваю в толпе двух девочек с чёрными как вороново крыло волосами и светящейся изумрудной кожей. Лица у обеих отмечены татуировками амазов. Одной лет шесть, другой – четырнадцать. Младшая сидит на коленях пожилой седовласой женщины, у которой за спиной висит огромный боевой топор, и весело подпрыгивает и смеётся. Её старшая сестра погружена в разговор с ровесницами и держится очень уверенно. Все они одеты в алые мундиры воительниц с багряными рунами по краям, за спинами у них луки и колчаны стрел.
– Когда они пришли, – рассказывает Валаска, – младшая даже не говорила. Они обе боялись взглянуть нам в глаза. Прятались и тряслись от страха, ожидая ударов. А посмотри на них теперь! Старшая – талантливая лучница, из неё выйдет прекрасная воительница. А младшая – вечный источник радости и счастья.
– А как же их брат? – спрашиваю я.
Глядя на девочек, Валаска хмурится.
– Их матери пришлось выбирать – она пожертвовала сыном.
Я тоже хмурюсь – меня раздирают противоречивые мысли. Что, если бы Тристана или Рейфа оставили в руках жестокого чудовища? Даже подумать страшно.
– Скажи, Валаска, неужели это правильно? – с вызовом спрашиваю я. – Не пустить мальчика, но открыть границу для девочек?
Валаска в замешательстве качает головой:
– Я не знаю. Правда, не знаю.
– У меня есть друг, Андрас, – говорю я. – Он родился и вырос здесь, среди амазов.
– Помню, он провожал вас до границы, – кивает Валаска. – Я его знаю. Он был когда-то возлюбленным Сорчи. Вон она, там. – Валаска указывает на двух женщин, погружённых в важный разговор. – Та, что с синими волосами, и есть Сорча.
Сорча смеётся над словами собеседницы. На ней алый мундир воительницы, на лице чёрные рунические татуировки, в заострённых ушах покачиваются металлические кольца. Её кожа светло-синего цвета, как вода в горном озере, а волосы более насыщенного тёмно-синего оттенка. Глаза женщины светятся золотом, как солнце. Мне вспоминается тот вечер, когда Андрас рассказывал о своей возлюбленной, позабыв обо всём на свете.
– Как ты думаешь, она станет разговаривать со мной? – спрашиваю я.
– А ты попробуй, гарднерийка, – усмехается Валаска. – Проверь.
Не пойму, Валаска говорит серьёзно или насмехается.
– Ей стоит знать, что произошло с её сыном, – настаиваю я.
