Я тут же протягиваю ей фляжку.
– Потому что нельзя. Это противозаконно.
Однако Валаска не забирает у меня напиток и напоминает:
– Насколько я помню, спасать шелки по закону тоже нельзя.
А в этом что-то есть. Я ещё раз подношу фляжку к губам и делаю маленький глоток. Напиток горько-сладкий, маленькие пузырьки щекочут мне нёбо и язык. Молоко легко проскальзывает в горло и согревает грудь. Становится тепло, как от огня, которым меня касался Айвен.
Головная боль отступает, и я делаю ещё глоток, а потом мы с Валаской облокачиваемся о деревья и смотрим на звёзды.
По телу разливается тепло, мышцы расслабляются, а все тревоги медленно улетают, будто унесённые на крошечных крыльях.
– А неплохой напиток, – благодарно киваю я, покачивая фляжку в руке.
– Осторожнее, гарднерийка, – смеётся Валаска. – Он довольно крепкий. Тебе, пожалуй, хватит.
Я притворно хмурюсь и из чувства противоречия делаю ещё один большой глоток, всё глубже утопая в манящем тепле.
– Выходит, ты владеешь магией рун, – бросив взгляд на руническую палочку у пояса Валаски, спрашиваю я.
– Да, – подтверждает она.
Мне вдруг вспоминается зачарованная Тьерни и её страдания.
– Мой друг Андрас рассказывал, что амазы почти научились снимать чары, наложенные феями, чтобы менять облик друг друга. Ты можешь снять такие чары?
– А у тебя есть знакомые зачарованные феи? – ухмыляется Валаска.
– Всё может быть, – осторожно отвечаю я.
Валаска смеётся в ответ.
– Мы научились снимать заклинания, наложенные феями огня.
– А заклинания водных фей вам пока не даются?
Она качает головой:
– Пока нет. Однако скоро мы их расшифруем. Они немного сложнее. Их чародеи накладывали заклятие одно поверх другого, потому и снять их непросто. Как будто собираешь мозаику. Но мы обязательно найдём решение.
Во мне разгорается надежда. Надо обязательно рассказать Тьерни о хитростях амазов. Я вглядываюсь в даль, однако из всех городских зданий вижу лишь великолепный Королевский зал и статую Великой богини на главной площади.
– Странные вы, – сообщаю я Валаске. Напиток развязал мне язык, хочется говорить обо всём, что приходит в голову. – Вы делаете столько важного и полезного: помогаете феям снимать заклятия, противостоите гарднерийцам, принимаете беженцев. Вот только… ваши мальчики… Я видела сына Сорчи… Я тебе не говорила? Я рассказала ей о нём. Знаешь, что она ответила?
Валаска вопросительно поднимает брови.
– Она сказала, что ей всё равно. А мой друг Андрас в неё влюблён. Но и он для неё пустое место. Почему вы такие бессердечные?
Валаска смотрит в сторону.
– Не суди о том, чего не знаешь, – произносит она.
Я презрительно фыркаю и отворачиваюсь.
Перед глазами всё плывёт, как в тумане. Алое сияние над городом амазов смешивается с серебристым светом луны, как на палитре художника.
– Когда Сорча отнесла своего малыша ликанам, я две недели ночами сидела около неё. Она засыпала, только выплакав все слёзы. Ей было очень тяжело отдать малыша. И расстаться с Андрасом тоже.
Я потрясённо поворачиваюсь к Валаске.
– Но мне она сказала… и мне показалось, что она ненавидит Андраса. И Коннора.
Валаска недоверчиво усмехается.
– А ты думала, что Сорча разрыдается и станет оплакивать Андраса и сына в Королевском зале, набитом воительницами? Всё гораздо сложнее, чем кажется. Многие из нас влюблены в мужчин, страдают по сыновьям, некоторые тайно навещают и детей, и любовников. Ты же встречалась с Кливом Сореном и наверняка догадалась о его отношениях с Фрейей. Это давно всем известно.
– Ну да, догадалась, – признаю я.
– Фрейя ездит к нему несколько раз в год. Говорит, что отправляется на охоту. Одна. Никто её ни о чём не спрашивает, и она никому ни о чём не рассказывает. Её просто оставили в покое.
– А если бы рассказала?
– Её бы изгнали из наших земель.
– Навсегда?
Валаска кивает, словно поддерживая такое решение.
– И ты с этим согласна?
По лицу Валаски пробегает тень.
– Не знаю, Эллорен. – Она отворачивается, пряча глаза. – Мне кажется, нельзя использовать кого-то только для зачатия ребёнка. А именно так мы обращаемся с мужчинами. – Она снова смотрит мне в глаза. – Поэтому мой ответ – нет. Я не согласна.
– И что ты собираешься с этим делать?
Весёлый козлёнок подбирается к Валаске и покусывает её за ногу. Она склоняется к нему, чтобы ласково погладить за ухом.
– Не знаю. Это очень сложный вопрос.
Я делаю ещё один глоток – этот напиток придаёт мне невиданную храбрость.
– А у тебя тоже есть тайный возлюбленный?
Губы Валаски изгибаются в чувственной улыбке.
– У меня их было несколько.
Ещё раз отпив из фляги, я передаю её Валаске. Чародейка вздыхает и задумчиво смотрит на неё, прежде чем взять из моих рук и сделать большой глоток.
– Кто же твой тайный возлюбленный? – спрашиваю я, дождавшись, когда Валаска снова прислонится к дереву.
Она хрипло смеётся и лукаво улыбается мне.
– Это не он – она. У меня всегда были только женщины.
Я удивлённо распахиваю глаза.
– И здесь можно открыто заявлять об этом?
– Конечно, – посерьёзнев, отвечает Валаска.
Эти слова меня отрезвляют. Сколько всего запрещено в Гарднерии, да и в других странах Западных земель… а у ликанов можно любить, кого пожелаешь… да и в землях амазов, как выясняется, никто не боится признаться в подобном.
Интересно, сможет ли Тристан свободно жить в землях Ной? От мысли о том, что мой младший брат скоро уедет, быть может, навсегда, рвётся сердце, однако я хочу, чтобы он был счастлив. Пусть он найдёт свою землю и счастье, если такое возможно.
Валаска стоит, полуприкрыв глаза и привалившись к дереву, как к единственной опоре. Она выглядит так, как я себя чувствую – сонная, размякшая. Улыбаясь своим мыслям, она делает ещё глоток и смотрит на город в алой дымке.
Я тянусь к фляжке, однако Валаска отдаёт её очень неохотно.
– Эллорен, мне кажется, тебе на сегодня хватит. – Её глаза встречаются с моими, и мы долго-долго смотрим друг на друга. – Знаешь, ты очень красивая, – говорит Валаска без тени заигрывания.
Я с отвращением фыркаю.
– Ничего подобного. Я похожа на бабушку.
Валаска тихо посмеивается.
