Последнее слово мне никак не удаётся выговорить чётко, язык заплетается.
– Я тоже так делаю, – одобрительно кивает Валаска. – Читаю всё, что попадает в руки, написанное разными учёными с разными точками зрения. – Она криво улыбается. – Я даже тайком привожу сюда книги. Надо же подпитывать свои сомнения. – Валаска морщит лоб, будто её одолевают тревожные мысли. – Знаешь, начитавшись таких книг, трудно кого-то осуждать. Наверное, потому я и стала идеальной наперсницей. Мне все поверяют секреты, и я их честно храню. Вот и выходит, что секретами со мной делятся все, а по-настоящему не любит никто.
Последние слова она произносит притворно легкомысленно, однако за этим тоном прячется боль. Уголки рта Валаски приподнимаются в призрачной улыбке.
– Зато у меня много настоящих друзей. – Чародейка умолкает и оценивающе смотрит на меня. – Знаешь, если у тебя с кельтом ничего не выгорит, возвращайся к нам. Прежде чем тебя обручат силой. Из тебя получится хорошая воительница. Мы научим тебя сражаться. И ты больше никогда не будешь слабой.
Это предложение кажется таким странным, что я заливаюсь смехом. Сделать из меня воительницу амазов? Это невозможно.
Однако, немного поразмыслив, приглашение кажется на удивление заманчивым.
– Я сама тебя всему научу, – настаивает Валаска.
– Коз пасти тоже научишь? – шучу я.
– Конечно, – улыбается Валаска.
– Спасибо. Я подумаю, – отвечаю я.
Внезапно меня начинает тошнить, больше всего мне сейчас хочется лечь и не двигаться, чтобы мир наконец перестал кружиться.
Валаска подхватывает меня, не давая упасть на землю.
– Держись, гарднерийка, – говорит она, обнимая меня за плечи. – Отведу тебя домой. Нам с тобой надо проспаться.
– От тебя жутко воняет, – заявляет Диана, когда я вползаю – в прямом смысле «вползаю», потому что ноги отказываются меня держать – на мою походную постель.
Марина и Ни Вин мирно спят или притворяются, а Валаска ушла ночевать к себе домой.
Я падаю на мягкий матрас и смотрю в потолок. Комната безостановочно кружится.
– Валаска напоила меня чем-то алкогольным. – Я кладу ладонь на лоб, по которому будто стучат маленькими молоточками. – Мы обе слишком много выпили этого напитка. Она говорила, что много пить – вредно.
– Вот и послушалась бы.
– Ой, только не начинай, – гневно бросаю я. – Вы, ликаны, такие замечательные, никогда ни капли спиртного в рот не берёте.
Диана ошеломлённо смотрит на меня, как будто я провозгласила прописную истину.
– Ну да, не берём. Майа не одобряет ничего такого, что может ослабить чувства.
– Пожалуйста, не суди строго. Всё так запуталось. Мне очень плохо.
Диана удивлённо приподнимает брови.
– И у меня запуталось. Я влюблена в гарднерийца.
– Который никогда не хотел быть гарднерийцем, – раздражённо парирую я. – Всю жизнь каждую свободную минуту он проводил в лесу, на охоте.
Янтарные глаза Дианы горят мягким спокойным огнём, заставляя чувствовать себя измученной развалиной по сравнению с ликанкой. Глубоко вздохнув, я поворачиваюсь к подруге лицом, не обращая внимания на раскачивающиеся стены и потолок.
– Диана, слушай…
– Что?
Поколебавшись секунду, я всё же продолжаю:
– Мне кажется, что Белый Жезл у меня. Тот самый, настоящий Белый Жезл. Он действительно существует. Это не легенда. – К моему удивлению, выражение лица Дианы не меняется. – Скажи, ликаны верят во что-то подобное?
Диана кивает.
– В наших легендах говорится о ветви Майи – это последняя живая ветвь трёх Первых деревьев.
– Какая она… ветвь Майи?
– Она несёт добро и надежду. Как и другие ветви. Она помогает угнетённым.
– В нашей вере она делает то же самое, но помогает только Первым детям.
Диана решительно мотает головой.
– У нас не так. Майя посылает ветвь всем, кому нужна помощь. Будь то ликаны или другие народы.
– Получается… Жезл нашёл меня, чтобы помочь шелки?
– Да, – ни секунды не раздумывая, отвечает Диана.
– Но если мой Жезл и есть эта ветвь… то почему он выбрал меня, Диана? Во мне нет магии. И ещё… в самом Жезле магии, кажется, тоже нет. То есть сейчас нет. Тристан считает, что Жезл умер. Или спит.
– Возможно, он набирается сил. Для грядущей большой битвы. – Диана многозначительно смотрит на меня. – Или надежда сама обладает особой магической силой.
Я угрюмо усмехаюсь.
– И потому он привёл нас к амазам просить помощи, чтобы освободить шелки.
Она кивает, и её безмятежность куда-то улетучивается, на лбу лесенкой выстраиваются морщины. Я знаю: Диана мечтает, чтобы ликаны спасли шелки. Но ещё я знаю, что Гунтер Ульрих не стремится портить и без того плохие отношения с гарднерийцами.
– Возможно, амазы помогут шелки, – метнув взгляд на Марину, вздыхаю я.
Марина крепко спит, свернувшись клубком, её серебристые волосы мерцают на подушке. Она такая хрупкая. Такая беззащитная и ранимая.
– Будем надеяться, – отвечает Диана, тоже глядя на Марину.
В её голосе проскальзывают нотки сомнения. И от этой неуверенности и недоверия мне становится ещё хуже, тошнота с новой силой подкатывает к горлу.
– Что-то мне совсем плохо, – жалуюсь я.
От двери тянет прохладой, и я вздрагиваю.
– Тебе холодно? – спрашивает Диана, встревоженно оглядывая меня с ног до головы. – Ты дрожишь.
– Да, – едва выдавливаю я, чувствуя себя несчастнейшим созданием на Эртии.
Диана натягивает на себя одеяло и приподнимает его край, нетерпеливым взмахом руки приглашая меня на свой матрас.
– Иди сюда.
Я неуклюже перебираюсь на её постель и сворачиваюсь рядом с сильной и опасной подругой. В тепле и безопасности тошнота отступает, комната перестаёт кружиться перед глазами. Я придвигаюсь поближе к Диане, и она утешительно похлопывает меня по спине. По вечерам ликанка из наглой и дерзкой становится сильной и мягкой.
– Послушай, Диана…
– Гм?
– Что произошло с другими ветвями Майи? Ты сказала, их было три.
– Их уничтожила тьма, – помолчав, отвечает ликанка.
В комнате воцаряется тишина.
– А что стало с теми, у кого эти ветви были в руках?
И снова Диана колеблется, прежде чем ответить:
– Они погибли.
– Получается, осталась только одна ветвь?
– Да. Только одна.
