Закончил свою речь Николай тем, что приказывает все празднества прекратить, а сам он вместе с супругой удалится в один из монастырей в окрестностях Москвы, чтобы помолиться за невинно убиенных.
И шо тут началось?! Граф Пален, будучи верховным маршалом церемонии священного коронования императора, тут же поддержал Николая, да ещё и посоветовал строго наказать виновников, не считаясь с положением, занимаемым лицами. При этом кровожадно посматривал на Сергея Александровича. Великий князь в ответ на этот выпад тут же заявил о своей просьбе к императору принять его отставку, как Московского генерал-губернатора.
Победоносцев тут же указал, что такие действия могут смутить умы и произведёт дурное впечатление на принцев и иностранных представителей, собравшихся в Москве. При этом Константин Петрович логично указал на то, что невозможно остановить уже начавшееся народное гулянье, в котором задействовано больше полумиллиона человек. Причём многие из них проделали долгий и трудный путь из соседних губерний, чтобы попасть на этот праздник, увидеть своего Царя и получить от него подарок.
Общими усилиями свита убедила Николая, что народное гулянье, не смотря на произошедшие скорбные события, надо продолжить, пусть и в усечённом формате. Маркиз де Монтебелло обратился к Николаю и предложил перенести на более поздние дни бал, которое сегодня готовило французское посольство, на что тот с благодарностью согласился.
После этого французский посол откланялся, так как ему надо было решать неотложные задачи по переносу торжества, а император со своей свитой направились кортежем на Ваганьковское кладбище. До четырнадцати часов, когда по программе царская пара должна была появиться на Ходынке, было ещё три часа.
Картина перед кладбищем была ещё та. Представьте себе больше десяти рядов трупов, по пятьдесят погибших в каждом. Такой прямоугольник сто на пятьдесят метров. Честно говоря, впервые за обе жизни видел такое количество мертвых гражданских в одном месте. Особую жалость вызывали несколько детских трупов.
Если уж меня, который относительно недавно вернулся из Китая, где в боях насмотрелся всякого, торкнуло, то что говорить об остальных. Елена Филипповна то и дело нюхала соль, чтобы не упасть в обморок. Николай был бледно-зелёный. Остальные свитские, особенно те, кто прошёл русско-турецкую войну выглядели получше. Митрополит Антоний ходил вдоль рядов и громко читал молитвы панихиды. Присутствующие в нужных местах накладывали на себя крест. Репортёры крестились и снимали.
Когда служба закончилась, Николай обратился к министру юстиции Муравьёву:
– Николай Валерианович, кто будет вести расследование?
– Пока ещё окончательно не решено, – начал говорить тайный советник, но был перебит графом Паленом.
– А чего тут думать-то?! Судебный следователь Московского окружного суда по особо важным делам надворный советник Павел Федорович Кейзер. Ему по должности положено это следствие вести. Кроме того, он зарекомендовал себя человеком безукоризненной честности и как умный, выдержанный сотрудник. Имеет громадный опыт следственной работы и чужд карьеризму, – Константин Иванович улыбнулся. – Поэтому до сих пор и ходит в надворных советниках, потому что правду в глаза не боится сказать и на своём стоит до конца. Не так ли, Николай Валерианович?!
Муравьёв с недовольной гримасой на лице кивнул. Я заметил, что и Сергей Александрович как-то кисло поморщился. Видимо, этот Кейзер – личность довольно-таки известная, интересная и достаточно независимая, если такие люди, как министр юстиции и генерал-губернатор его убрать не могут.
– Хорошо. Данная кандидатура принимается. А вы, Константин Иванович, – обратился император к графу, – назначаетесь главой комиссии по расследованию случившегося. Завтра к вечеру жду доклад о первых результатах.
– Да, Ваше императорское величество.
Потом был царский павильон на Ходынском поле. Бледный Государь и осунувшаяся императрица стояли перед бушующим человеческим морем. Как только их величества вступили на крыльцо этого строения, на крыше его взвился императорский штандарт, и грянули выстрелы салюта. Огромная масса народа на поле обнажила головы, и громовой рёв, в котором с трудом можно было разобрать «ура» раздался над Ходынкой, заставив перепугано взлететь в округе всех птиц.
Такого я никогда не видел в своей жизни. Огромная толпа орала так, что закладывало уши. Вверх летели шапки, картузы и даже женские шляпки. Звуки оркестра рядом с павильоном, играющего «Боже, царя храни» и «Славься» были еле слышны. Царская чета пробыла на крыльце двадцать минут, и всё это время над Ходынкой стоял несмолкающий рёв. Народ Российской Империи уже разогретый спиртным выражал свои верноподданнические чувства своему императору и императрице.
Покинув павильон, Николай и Елена направились в Петровский дворец, где принимали депутации от крестьян. Здесь государь смог довести до избранников народа о случившейся трагедии. Праздничный обед для волостных старшин, превратился в присутствии царской четы в поминальный. Но это продолжалось недолго, так как после первого поминального тоста император с супругой покидали шатёр, где были накрыты столы. После их ухода праздник продолжился.
В Кремль вернулись рано. Николай и Елена ушли в свои покои и больше никого в этот день не принимали. Провели вечер в кругу детей. Мне же отдыхать было некогда. Я и Ширинкин вплотную занялись репортёрами.
Как рассказал мне Евгений Никифорович, в Москве официальным государственными органами печати были «Московские ведомости» и «Ведомости Московской городской полиции». Бравирующая либеральная интеллигенция считала дурным тоном читать эти газеты. Для них выходили «Русские ведомости» и «Русское слово». «Московский листок», «Новости дня» считались прессой для толпы. Остальные газеты были мелочёвкой с небольшими тиражами. Но на некоторые из «жёлтой прессы» обратить внимание стоило.
Прекрасно представляя, что могут сделать СМИ при выработке у народа мнения о случившихся скорбных событиях, отработали с репортёрами «Московских ведомостей» и полицейской газеты статьи для завтрашних изданий, отобрали наиболее яркие и информативные фотоснимки.
После того как заинструктированные «журналисты» убыли, я вместе с Ширинкиным отправились в гости к Николаю Ивановичу Пастухову – владельцу «Московского листка». Встреча прошла плодотворно. Пастухов уже знал о случившемся, но вот подробности ему были неизвестны. Именно ему принадлежали слова: «Репортер должен знать всё, что случилось за сутки в городе. Не прозевать ни одного сенсационного убийства, ни одного большого пожара или крушения поезда». А тут такая возможность. Официальные власти сами дают правдивую информацию, фотографии с места событий и единственным условием сотрудничества является – ничего не выдумывать, а написать всё так, как было на самом деле. Кто же от такого откажется.
На другой день в Кремле во всех церквях была проведена панихида по погибшим на Ходынке. В Успенском соборе служба проходила в присутствии их величеств и всей царской семьи. В два часа пополудни Николай и Елена в сопровождении Великого князя Сергея Александровича посетили Староекатерининскую, Мариинскую больницы, клиники и лазареты, где находились раненые на Ходынке.
