– Я тебе тут кое-что принёс для битвы. – Он вытащил из рюкзака зажигалку и картонную коробку. – Тоже вроде насекомого с хорошим жалом.
Вирджиния заглянула в коробку.
– Ух ты, рванёт так рванёт! – Она спрятала зажигалку в карман. – Спасибо!
Бертольд обхватил её руками за шею.
– Удачи! – Он сразу отпустил и смущённо похлопал Вирджинию по плечу.
– Тебе тоже!
Бертольд нырнул в Мебельный лес. Вирджиния махала ему вслед.
– А мы с тобой, Марвин, сейчас найдём уютный уголок и будем ждать Лукрецию Каттэр.
Даркус огляделся. Улица была пуста, и только у мистера Пателя в магазине канцтоваров ещё горел свет да у обочины, урча мотором, стоял освещённый изнутри мятно-зелёный «рено». Дядя Макс за рулём рассматривал дорожную карту. Кремовая обивка заднего сиденья была сплошь покрыта жуками – геркулесами и титанами. К потолку прицепились жуки-бомбардиры, а на пробковом шлеме дяди Макса расположились крупные жуки-скакуны.
Дядя Макс помахал Даркусу, явно чувствуя себя неуютно среди своих членистоногих спутников.
Даркус забрался в машину. Жуки-нарывники влетели вслед за ним и устроились на приборной доске.
Мимо проехал автобус. Полусонные пассажиры невидящими глазами смотрели в окна.
– Пикеринг и Хамфри крепко спят, – сказал Даркус, пристёгивая ремень безопасности. – Второй этап операции завершён. Переходим к третьему этапу!
– Ну что ж, – отозвался дядя Макс, – едем забирать Барти!
Он нажал на педаль газа, отпустил ручной тормоз, мотор взревел, и машина рванулась вперёд.
20
Хепбёрн
Спальней Лукреции Каттэр служила просторная комната с паркетом из драгоценного чёрного дерева. Сводчатый потолок поддерживали высокие готические арки, чёрные с золотым узором. С потолка свисали две люстры из обсидиана – вулканического стекла. Стены были чёрные, матовые, а золотой узор повторялся в обрамлении зеркал, дверей и книжных полок. Посреди комнаты стояла кровать с пологом на четырёх столбиках, вырезанных из африканского палисандрового дерева. Золотистое кружево ручной работы падало сверкающими складками, и сквозь них смутно виднелись чёрные шёлковые простыни.
В дверь постучали. Лукреция Каттэр села в постели, нацепила на нос тёмные очки, набросила на плечи пеньюар и только тогда произнесла:
– Войдите!
Вошёл Жерар, неся одной рукой серебряный поднос. На подносе стояла плоская стеклянная миска с густой вонючей жидкостью бурого цвета.
– Ваш завтрак, мадам! – объявил Жерар.
Ноздри дворецкого чуть вздрагивали от мерзкого запаха.
– Поставьте на туалетный столик, – приказала Лукреция Каттэр.
Она приготовилась встать с постели. Сегодня колония жуков наконец-то попадёт к ней в руки! И тогда она узнает, удался ли её эксперимент с человеческими генами.
Бартоломью глупец, напрасно он пытался ей помешать, но когда он увидит, чего она достигла, то поймёт, что её путь – единственная возможность для выживания человечества и его дальнейшего развития.
Жерар поставил поднос на столик, отступил на пару шагов и, кашлянув, прознёс:
– Мадам, позволено ли мне будет сказать пару слов насчёт мадемуазель Новак?
– Что такое, Жерар?
– Девочке в её возрасте, на мой взгляд, было бы крайне полезно посещать школу. Она уже начала интересоваться окружающим миром. Задаёт разные вопросы.
Лукреция Каттэр внимательно посмотрела на дворецкого. С чего он вообще заботится о таких вещах? Должно быть, привязался к девчонке.
– Женская гимназия «Дотрешколен» в Копенгагене пользуется хорошей репутацией.
Лукреция Каттэр небрежно кивнула.
– Займитесь этим. И скажите Лин-Лин, пусть подаст машину к половине восьмого.
– Слушаюсь, мадам.
Жерар с поклоном удалился.
А Лукреция Каттэр села завтракать перед зеркалом. Ей было досадно, что дворецкий называет её «мадам», а Новак – «мадемуазель».
– Возраст – понятие относительное, – сообщила она своему отражению, придвигая к себе поднос. – А я, по сути, создана совсем недавно.
Лукреция Каттэр поднесла руки к шее, прижала пальцы чуть пониже ушей и, неестественно-широко раскрыв рот, надавила. Нижняя челюсть с неприятным щелчком отделилась от черепа и повисла в кожаном мешке, покрывающем подбородок. Лукреция наклонила голову. Два розовых мясистых щупика протянулись изо рта к миске и принялись жадно черпать бурую полужидкую кашицу.
– Бакстер, скажи: правда, она хорошенькая?
Новак любовалась радужной букашкой, ползущей по светло-розовому покрывалу на её кровати. Надкрылья переливались самыми невероятными оттенками, от ярко-розового до изумрудно-зелёного. Новак подставила ладошку, и златка перешла на неё да ещё уронила крошечный свиток.
– Это что, записка? Такая малюсенькая!
Новак пересадила златку на стол и разгладила свёрнутую бумажку.
«Н.! Помощь нужна. Я около дома. Когда твоя мама уедет, сможешь меня впустить через служебный вход? Бакстер принесёт мне твой ответ. Златка – это друг для тебя. Д.»
– Мог бы добавить: «с любовью»! – буркнула Новак, но не сдержала улыбку. – Бакстер, передай, что я уже иду.
Жук-носорог, поклонившись, вылетел в окно и помчался к Даркусу с дядей Максом. Они ждали в машине.
Новак встала, накинула поверх пижамы чёрное шёлковое кимоно и глянула в зеркало, поправляя волосы. Златка увидела себя в зеркале и прошлась взад-вперёд по кровати, любуясь своим отражением.
Новак посадила златку на туалетный столик:
– Ты тоже вроде Бакстера? Когда я говорю, ты понимаешь?
Златка изящно кивнула усиками.
– Будем считать, что это значит «да»!
Златка поползла вверх по зеркалу и вскарабкалась на пришпиленную к раме открытку с фотографией Одри Хепбёрн.
– Это Одри Хепбёрн, знаменитая киноактриса, – объяснила Новак. – Правда, красавица?
Златка приподняла надкрылья и расправила тоненькие крылышки.
Новак захихикала:
– Ты гораздо красивее, само собой!
Златка, подпрыгнув, описала в воздухе круг, снова приземлилась на столик перед зеркалом и начала прихорашиваться, поправляя усики жвалами.
– Так я тебя и назову – Хепбёрн! – И Новак легонько погладила надкрылья златки.
Потом Новак выдвинула ящик туалетного столика и достала оттуда брошку в виде золотой шишечки с зажимом.
