– Мам, ты потрясающая!
Бертольд улыбнулся маме, а она вся порозовела от удовольствия и вернулась к уборке, весело напевая: «Ве́сти ангельской внемли…»
– Придумала! – Вирджиния хлопнула ладонями по полу. В её глазах заиграли бесенята. – Слушайте, я знаю, как пробраться к Новак, но нам нужно замаскироваться.
– Ах! Меня, меня спросите! – Мама Бертольда запрыгала на месте. – О-о, простите, я не подслушивала… То есть, может быть, и подслушивала, но совсем немножко. Главное, с переодеванием я могу вам помочь. – Она закружилась по комнате. – В театрах полно нарядных костюмов!
– Маскировочных, – поправила Вирджиния.
– Да, конечно, маскировочных.
Калиста Блум захихикала.
25
«Слава в вышних Даркусу!»
– Вот сейчас, я думаю, можно проскочить… Ребята, БЫСТРО! – прошипел Даркус, когда к воротам подъехал грузовичок доставки и молодой человек, высунувшись из кабины, нажал на кнопку переговорного устройства.
Трое друзей в маскировочных костюмах прятались в рощице через дорогу от дома номер 227 по Хиллкрест-авеню уже больше часа. Даркус надел кепку, громадные очки Бертольда и камуфляжную куртку с поднятым воротником, чтобы, по возможности, прикрыть лицо – Даркуса могли узнать скорее других. Вирджиния оделась как мальчик – в просторную футболку с короткими рукавами поверх другой, с длинными, вязаную шапку и джинсы. Бертольду мама зачесала назад волосы над ушами и нарядила его в пляжные шорты и гавайскую рубашку, которая была ему велика.
Выскочив из-за деревьев, Даркус, Вирджиния и Бертольд вслед за грузовичком проскользнули в закрывающиеся ворота, а там осторожно двинулись по дорожке, широкой дугой огибающей роскошный дом. Около дома был разбит ухоженный сад. Вокруг пафосных фонтанов замысловатыми узорами вились низенькие подобия живых изгородей.
– На бассейн посмотрите! – Вирджиния присвистнула, разглядывая огромный бассейн с бирюзовой водой по ту сторону дома.
– Я боюсь, – прошептал Бертольд.
– Бояться – это нормально, – ответила Вирджиния, заправляя выбившуюся косичку под шапку. – Помогает бегать быстрее.
Человек, который привёз продукты, скрылся за углом, и, похоже, больше вокруг никого не было.
– Что дальше? – шёпотом спросил Бертольд.
– Я считаю, надо подойти к входной двери и позвонить, – сказал Даркус.
– Хорошая мысль, – кивнула Вирджиния.
– А если она спустит сторожевых собак? – Бертольд тревожно теребил край гавайской рубашки. – Или сторожевых жуков?
– Тогда чем скорее мы доберёмся до двери, тем лучше, – ответил Даркус.
Он сдвинул очки на самый кончик носа и надвинул кепку на лоб.
– Давайте создадим в усадьбе Каттэр праздничную атмосферу!
Злорадно улыбаясь, он сунул руки поглубже в карманы и высоко поднял плечи.
Новак чувствовала, как крупные капли пота выступили на лбу. Казалось, дневная жара ещё усилилась от висящей в комнате угрозы. Девочка сидела в уголке громадного чёрного кожаного дивана и старалась, чтобы её лицо ничего не выражало.
В Америке она почему-то чувствовала себя совсем маленькой. Вокруг всё было такое большое: и дороги немного шире, и комнаты просторней, даже мебель какая-то громоздкая. Новак отчаянно хотелось удрать в свою безликую, зато безопасную комнату в восточном крыле. Но маман потребовала, чтобы все собрались вместе – промочить горло перед обедом.
– Ты, наверное, волнуешься перед церемонией? – спросил её папа Даркуса. – Номинация на лучшую актрису – большое достижение!
Новак кивнула, чувствуя, как горят щёки.
– Фильм – жалкая, напыщенная сентиментальная чушь, – возразила маман, подливая ему в стакан из хрустального графина. – А номинацию она получила, потому что я дала взятки нужным людям.
– Ох! – Новак словно пришибло. – А я думала, это потому, что я хорошо сыграла.
Лукреция Каттэр засмеялась:
– Дитя, твоё счастье, что зарабатывать на жизнь актёрской игрой тебе не придётся!
Папа Даркуса уставился в свой широкий стакан, словно кубики льда на дне его вдруг страшно заинтересовали.
– По правде сказать, Люси, я никак не пойму: что ты забыла на этой церемонии? Ты же ненавидишь такие мероприятия – всегда ненавидела. Может, ну её? Поедем прямо в «Биом». – Он наконец поднял взгляд от стакана и обаятельно улыбнулся. – Кстати, ты не говорила, где он находится.
– Не говорила. – Лукреция Каттэр провела пальцем по краю своего стакана. – И ты этого не узнаешь, потому что тебя туда доставят с завязанными глазами после церемонии.
– Понятно. – Бартоломью Катл неловко засмеялся. – Но тебе не кажется, что мы староваты, чтобы играть в жмурки?
– Мне ни к чему, чтобы весь мир узнал, где я храню свои секреты, ведь так?
– Да, наверное. – кивнул он. – Объясни хотя бы, зачем тебе эта кинопремия?
– Ты всегда был так далёк от мира шоу-бизнеса, Бартоломью, – ответила Лукреция Каттэр. – А я отлично понимаю, как важна зрелищность. Великие короли и королевы умело ею пользовались, чтобы упрочить свой авторитет в глазах подданных. Именно на церемонии награждения я смогу эффектно появиться на сцене, – она взмахнула сверкающей бриллиантами рукой, – как новый мировой лидер.
Наступила тишина. Новак смотрела в пол. Ей было очень не по себе.
– Не хотелось бы тебя расхолаживать, – произнёс Бартоломью Катл, – но почему ты думаешь, что кто-нибудь обратит на это внимание?
– Обратят, непременно! – Лукреция Каттэр выпрямилась на стуле. – Мир содрогнётся и падёт предо мной на колени.
– А-а, понятно. – Бартоломью Катл пожал плечами. – У меня ещё только один вопрос.
– Да? – раздражённо откликнулась маман, недовольная тем, что он так равнодушно воспринял её новость.
– Когда мы всё-таки попадём в лабораторию? – Папа Даркуса снял и положил очки на стол. – Все эти полёты через океан, встречи со знаменитыми актрисами в роскошных отелях, планы мирового господства – это, безусловно, прекрасно, однако совсем не в моём стиле. Ты обещала, что я смогу поработать на передовом крае науки о жесткокрылых. Поэтому я здесь. Мне не терпится приступить к исследованиям, и, должен признаться… – Он обвёл медленно взглядом комнату, словно в поисках шахматной доски или чего-нибудь подобного. – Становится немного скучно.
Новак огромным усилием сдержала смех, глядя на выражение лица маман.
– Скучно?! – словно выплюнула та.
