– Предоставьте их нам! – сказала Мотичилла. – С людьми мы как-нибудь справимся.
– Нужно ещё каким-то образом пронести в театр жуков, – задумчиво произнёс Даркус.
– Я об этом уже думал, – откликнулся Бертольд. – Нужно что-нибудь такое, что не привлекает внимания. А что мы все постоянно носим с собой?
– Жвачку? – предположила Вирджиния, отложив настольную лампу.
– Рюкзаки! – ответил Бертольд.
– Ты предлагаешь посадить наших жуков в рюкзаки? – спросил Даркус.
– Нет, я хочу превратить наши рюкзаки в аппаратуру.
– Какую аппаратуру? – живо заинтересовалась Вирджиния.
– Аппаратуру для ловли жуков, – улыбнулся Бертольд. – Я сделаю гигантские эксгаустеры.
– Ого! – Вирджиния ткнула Даркуса в бок. – У нашего горе-Эйнштейна уже глаза загорелись!
– Мне понадобятся три пустые пластиковые бутылки, три воздушных насоса на батарейках и три гибких шланга от пылесоса, – перечислил Бертольд и посмотрел на дядю Макса.
– Шланга от пылесоса? – не поняла Вирджиния.
– Да, – кивнул Бертольд. – Или от стиральной машины, или ещё что-нибудь такое. И ещё изолента. Много-много изоленты.
– Понял, – сказал дядя Макс и покрутил на пальце ключи от машины. – Сейчас быстренько сгоняю в магазин.
– Я с вами! – Вирджиния бросилась за ним из гаража. – Обожаю американские магазины!
– И ещё три пояса для инструментов! – крикнул вдогонку Бертольд.
– Есть! – Вирджиния козырнула.
– А где мама? – спросил Бертольд.
– Хм! – Над краем коробки показалась голова Мотти с отвисшей, как у бульдога, кожей на лице и неодобрительным выражением лица. – Наверху, примеряет новое платье. Оно сверкает, как звёздная пыль.
– Ох! – Бертольд покраснел.
– Пойду обед приготовлю. – Мотти шагнула к двери в дом. – Если найдёте что полезное – берите, не стесняйтесь. И сразу зовите, если вдруг понадоблюсь.
– На самом деле мама поехала с нами только потому, что хотела попасть на вручение кинопремии, да? – спросил Бертольд, дёрнув уголком рта.
Даркус сел рядом с ним.
– Если бы она не поехала, вы с Вирджинией остались бы в Лондоне, и я сейчас был совсем один.
– Да, наверное, – кивнул Бертольд.
– Про твою маму мы хотя бы знаем, зачем она здесь. – Даркус уткнулся подбородком в свои колени. – А вот что папе нужно – понятия не имею. Мне кажется, он хочет помешать Лукреции Каттэр, но вдруг я ошибаюсь?
– Как это?
– Слышал, что сказала Новак? Что, если папа действительно заодно с Лукрецией Каттэр?
– Даркус, твой папа никогда не будет заодно с человеком, который сжёг сотни тысяч ни в чём не повинных жуков. Ты же сам говорил, он считает, что никакое, даже самое маленькое живое существо убивать нельзя.
– Это правда, – согласился Даркус.
– Я думаю, ты должен в него верить. – Бертольд часто заморгал, волнуясь.
– Жаль, что нельзя с ним поговорить до завтрашнего дня… – вздохнул Даркус.
Бертольд хлопнул его по спине:
– Мы можем только одно: драться за то, во что верим.
Даркус кивнул и улыбнулся другу:
– Так как, говоришь, мы будем делать гигантские эксгаустеры?
28
«Дочь Клеопатры»
В дверь постучали. Это был Жерар.
– Просыпайтесь, мадемуазель!
Новак открыла глаза.
– Уже утро. – Жерар подошёл к кровати. – Пора одеваться. Я принёс вам завтрак.
– Одеваться?
– Да. Вы же не могли забыть, сегодня – вручение кинопремии.
Жерар отдёрнул занавески, впуская в комнату яркий свет лос-анджелесского солнца.
– Ещё рано, но нужно многое успеть. Сразу после завтрака – очистка лица, затем вам разбинтуют ноги. Специалист по подикюру уже здесь. В одиннадцать придут парикмахер и визажист. Сначала вам нанесут основу под макияж, затем будет лёгкий второй завтрак и завершение макияжа, но прежде ваша матушка хочет, чтобы вы пришли на примерку.
– Угум-м-м…
– Вы слушаете?
– Я не сплю-ю-у!.. – простонала Новак. – Дайте мне пять минут.
Жерар с поклоном удалился.
Новак поморгала, выжидая – вдруг дворецкий вернётся. Потом дотянулась до вазы с цветами на столике у кровати и вытащила Хепбёрн из белого цветка каллы.
– Хепбёрн, пора!
Сердце у неё отплясывало какой-то бешеный танец. Они со златкой почти всю ночь учили азбуку Морзе и по сотому разу повторяли свой план. Сознание, что Даркус жив, придавало Новак храбрости. Она уже придумала, как провести Даркуса с друзьями в театр «Голливуд» – и на этот раз, как только его увидит, она попросит взять её с собой в Англию, подальше от маман.
– Сегодня – великий день! – Она прижала Хепбёрн к груди.
Жерар требовательно постучал в дверь.
– Иду! – крикнула Новак.
Девочка снова посадила Хепбёрн в цветок и сунула ноги в тапочки. За Жераром она шла вприпрыжку.
Он привёл её в ту часть дома, куда Новак обычно запрещали заходить. Набрал на замке код, и они по коридору приблизились к очередной двери. Предостерегающе подняв палец, обтянутый белой перчаткой, Жерар легонько постучал согнутым указательным пальцем.
– Да! – откликнулся из-за двери голос Лукреции Каттэр.
Жерар открыл дверь и жестом пригласил Новак входить.
– Мадемуазель Новак явилась на примерку.
Даже если бы девочку переместили сюда с помощью телепортации, она всё равно сразу поняла бы, что это комната маман. Здесь было темно, вся мебель – чёрная с золотыми узорами. Пол из чёрного мрамора, у изножья кровати расстелен пушистый чёрный ковёр в форме медвежьей шкуры. В дальнем конце комнаты – расписная чёрная с золотом японская ширма.
Голос маман доносился из-за ширмы:
– Её платье – на вешалке.
На стойке для одежды висело на золотых плечиках только одно чёрное платье – длинное, воздушное, словно клок тумана, сделанное из крошечных зубчатых перьев. Потрясающей красоты платье!
– Я думала пойти на церемонию в своём любимом розовом, – отважно возразила Новак. – Я специально его с собой взяла.
Лукреция Каттэр выглянула поверх ширмы. Даже в полумраке она не сняла тёмные очки.
