– Нет! – Золотые губы скривились. – Ты наденешь то платье, которое я для тебя сделала! Его расшили вручную сотни индийских девочек, и все они надеются увидеть свою работу на красной дорожке. Ты же не хочешь отнять у них эту радость?
– Нет, просто…
– Все три актрисы, номинированные на кинопремию, будут в платьях, которые я сама для них создала!
– Да, маман.
– Может, хочешь посмотреть, в чём я пойду? – В голосе маман послышался смешок.
– Э-э… Да, – тихо ответила Новак.
Лукреция Каттэр вышла из-за ширмы.
Новак нахмурилась. Платье маман выглядело странно. Длинное, в пол, с высоким воротом, узкой талией и преувеличенно-пышными бёдрами, оно было словно сделано из пузырчатой упаковочной плёнки, только вместо выпирающих пузырьков были вмятинки размером с леденец монпансье.
Жерар поставил перед хозяйкой зеркало, чтобы она могла увидеть себя в полный рост.
– Да, – кивнула Лукреция Каттэр, глядя на своё отражение. – Идеально!
– Ох! – воскликнула Новак. – Какое чудесное платье…
– Дурёха, это нижнее бельё, – оборвала её Лукреция.
Новак огляделась. Кроме её наряда, в комнате больше платьев не было.
Дверь открылась. Моулинг вкатил в комнату высокий шкафчик на колёсиках.
– Поставь сюда, – велела Лукреция, указывая прямо перед собой. – И убирайся.
Моулинг исполнил приказ и вышел вон. Жерар открыл дверцу шкафчика. Внутри оказались ряды ящичков для энтомологичесих образцов. Жерар выдвинул первый ящичек. Тот был полон крупных золотых скарабеев.
Лукреция Каттэр издала горлом жутковатый щёлкающий звук.
У Новак мурашки побежали по коже. И тут скарабеи в ящичке зашевелились. Они не были пришпилены булавками. Все жуки по сигналу разом подняли надкрылья, взмыли в воздух и стали рассаживаться по вмятинкам в одеянии Лукреции Каттэр. Жерар выдвигал ящички один за другим, и сотни живых скарабеев летели к Лукреции Каттэр, пока всё её платье – от подола до горла – не покрылось ослепительно сверкающими золотыми спинками жуков. Через несколько секунд маман стояла в невероятном золотом платье, блистающем ярче статуэтки, которую вручают на кинопремии.
Лукреция Каттэр медленно к дочери повернулась спиной. В том месте, где должны располагаться лопатки, у неё были золотые надкрылья. Новак с ужасом смотрела, как они приподнимаются, а из-под них появляются прозрачные чёрные крылышки.
– Жерар, я думаю, сейчас мы примерим золотую диадему.
Дворецкий подошёл к туалетному столику и отпёр ключом нижний ящик. Из ящика он достал тяжёлый обруч литого золота. В центре был укреплён золотой скарабей. Панцирь его покрывали иероглифы.
– Это диадема Клеопатры, – сказала Лукреция, принимая из рук Жерара обруч. – Я её доработала. Клеопатра любила пресмыкающихся. На диадеме раньше была змея. А я её заменила золотым скарабеем – когда-то он охранял саркофаг царицы Нефертити.
– Такая красивая! – прошептала Новак.
– Ты знаешь, что египтяне обожествляли жуков? Они верили, что бог солнца – это скарабей, который катит по небу солнечный шар. – Лукреция Каттэр подняла над головой диадему. – Теперь весь мир будет поклоняться мне.
– Поклоняться тебе? – У Новак в горле сразу пересохло.
Лукреция Каттэр повернулась к ней лицом, и Новак почувствовала, что едва может вдохнуть.
Невероятно высокая, вся в золоте, со скарабеем во лбу и распахнутыми чёрными крыльями, словно у падшего ангела, Лукреция Каттэр сняла тёмные очки и уставилась на Новак блестящими немигающими чёрными глазами.
– Да. Поклоняться мне.
Новак уткнулась взглядом в пол. Она вся дрожала от страха. Неужели маман задумала во время церемонии на весь мир объявить себя божеством?
– А теперь одевайся! – приказала Лукреция Каттэр.
Новак подошла к стойке. Жерар помог ей перешагнуть из ночной рубашки в чёрное платье.
– Sois courageuse
[17], – шепнул он.
– Мы накрасим тебе веки чёрным, а губы – золотым, – сказала Лукреция. – Будешь идеальным аксессуаром.
Жерар вынул из ящика стола ещё одну диадему, поменьше, с маленьким золотым скарабеем, и надел на голову Новак. Она посмотрела в зеркало, ужасаясь тому, что видит. Чёрные кисточки на платье, которые она сперва приняла за перья, на самом деле были болтающиеся в воздухе лапки, жвалы и усики гигантских жуков-бомбардиров.
Лукреция Каттэр встала рядом с ней.
Новак подумала, что сейчас не удержится и заплачет. Чёрная бездонная глубина фасеточных глаз, да ещё так близко, пугала её почти до обморока.
– Смотри, – сказала маман, обернувшись к отражению в зеркале.
Она сделала странное змеиное движение головой из стороны в сторону и снова щёлкнула горлом. Новак почувствовала, как по её платью прошла дрожь. Чёрные жучиные лапки принадлежали настоящим живым жукам, и сейчас они все разом задвигались. Лапки шевелились, описывая круги в каком-то диковинном танце, и платье колыхалось, как будто было под водой или в невесомости. Это зрелище завораживало.
– Прекрасно! – словно про себя прошептала Лукреция. Она взглянула на дочь сверху вниз: – Пора показать всему миру, какая ты есть на самом деле, Новак.
29
Мотель «Помойка»
Хамфри головой приподнял крышку мусорного ящика. Посмотрел налево, направо – в переулке никого не было.
– Путь свободен, – буркнул он кузену, чья крысиная физиономия как раз показалась возле его локтя, воровато оглядываясь по сторонам.
Краденую машину они бросили за несколько кварталов отсюда – и всего за пару минут до того, как её настигла полиция. В переулке около китайского ресторанчика стояло несколько мусорных ящиков, туда они и залезли – переждать, пока полицейские уедут.
Хамфри пришёл в восторг, потому что в мусорном ящике оказалось полно еды. Порывшись в отбросах, он отыскал весенние роллы, коробочку с недоеденной лапшой в пикантном соусе и полпорции жареной утки. Он обожал китайскую кухню! И мигом всё съел.
Пикеринг подал замечательную мысль – из чёрных пластиковых мешков с мусором можно устроить неплохую мягкую постель. Так они и сделали, ведь денег на ночлег до встречи с Лукрецией Каттэр у них не было. Расположились в помойке с комфортом, плотно поужинали объедками и заснули.
Утром посмотрели на карту, и оказалось, что до театра рукой подать.
