Я уже готов предложить чем-нибудь подкрепиться в кафе, – и вдруг замечаю его. Того парня, с которым мы вчера ночью ходили на кладбище. Андре.
Он идёт в шапке и пуховике по кромке футбольного поля. Руки в карманах, голова понуро опущена.
Дешон подкидывает мяч, и тот приземляется у моих ног.
– Эй, – окликаю я и машу рукой.
Андре, вздрогнув, поднимает глаза. Кажется, не узнал. И вдруг он с улыбкой бросается к нам.
– Привет, ребята! – кричит он на бегу.
– Привет! – здоровается Дешон и, помолчав, робко спрашивает: – А Эйприл где?
Улыбка Андре меркнет.
– Дома.
Кажется, его тянет выговориться, но он молчит.
– Ясно… – кивает Дешон. – А ты куда?
Андре нервно сглатывает и бросает взгляд за спину.
– Да так, просто дышу свежим воздухом.
– А… – запинаюсь я. Слова сегодня почему-то не идут. – Хочешь с нами? Мы вроде как в кафе собрались.
– Да нет… я… Я просто уже домой иду.
Не успеваем мы попрощаться, как он сбегает. Мы с Дешоном смотрим ему вслед, и я впервые за всё утро по-настоящему ощущаю, что мы вместе.
– Какая муха его укусила? – хмурится Дешон.
Я отворачиваюсь от Андре и смотрю в сторону, откуда тот появился. Так вот где он побывал. У меня перехватывает дыхание.
Я не отвечаю Дешону, но, кажется, понимаю: кладбищенская – вот какая муха.
Эйприл
Даже не знаю, что хуже: жуткий клоун, который был у меня в чулане, или недоверие Андре. Конечно, он не сказал о нём напрямую, но я же вижу. Беда в том, что я тоже не поверила, если бы сама не видела. Как вспомню те горящие глаза и рокочущий голос, просто поджилки трясутся.
Клоун определённо был настоящим.
Он увязался за мной на кладбище и забрался в дом, но не осталось ни странного надгробия, ни могилы – ровным счётом никаких доказательств.
В мгновение ока страх сменяется гневом. Я редко злилась на Андре за время нашей дружбы, но на этот раз будто огонь по венам. Ведь именно Андре затащил меня на кладбище, он сам видел надпись на могильном камне и ту жуткую жестянку – и ему ещё хватает наглости думать, будто я рассказываю сказки?
Я пулей вылетаю с кладбища. Не знаю, куда отправлюсь, но точно подальше от Андре, иначе наговорю того, о чём потом пожалею. Всё это его вина. Его!
Конечно, я так бешусь лишь потому, что устала и напугана, но от понимания этого мне не легче.
Я иду через центр городка. Вокруг разбросаны остатки вчерашнего праздника. Машины обмотаны длинными полосами туалетной бумаги – шуточки каких-то старшеклассников. Праздничные тыквы, частично целые, частично расколотые, валяются на тротуарах. Над магазинными витринами болтаются тряпичные призраки и вампиры, а земля, точно конфетти, усыпана конфетными обёртками. Кое-где во дворах взрослые подметают мусор или убирают декорации, но в основном центр пустой. Сонный. Как всегда.
Ну, если не считать манекенов в некоторых витринах. Они одеты как ведьмы, гоблины и даже… клоуны.
Я притормаживаю.
У здания почты стоит клоун-манекен.
Странно. Вроде бы вчера его здесь не было.
И позавчера тоже.
Я бы заметила.
Он совсем не похож на того, которого я видела на кладбище или у себя в комнате. По крайней мере, мне так кажется. Однако, когда подхожу, внутри всё холодеет. Ноги наливаются свинцом, я не хочу к нему приближаться.
Увы, беда в том, что я не могу себя остановить.
У клоуна пушистая рыжая копна волос, нарисованная улыбка от уха до уха и обведённые краской глаза. Полосатый атласный костюм, гигантские красные башмаки и такие же гигантские белые перчатки. Пусть это манекен, пусть он совершенно не похож на своего вчерашнего собрата, сердце всё равно замирает. От страха кажется, что передо мной тот клоун с кладбища.
Ноги сами несут меня к нему.
Не хочу!
Проходя мимо, я старательно смотрю прямо перед собой. Внутри холодеет всё больше. Я заставляю себя дышать медленно и спокойно, ступать размеренно, ведь светит солнце, а значит, не может случиться ничего плохого и страшного.
Я иду мимо клоуна.
И его глаза
следуют
за мной.
Не выдержав, я резко оборачиваюсь. Манекен глядит прямо перед собой, глаза у него нарисованные и никак не могут смотреть на меня. И всё же я знаю, что он за мной следил. Мне сказали об этом грохот сердца и сдавивший горло страх.
Я отворачиваюсь и припускаю домой.
Кайл
– Кайл, милый, это ты? – окликает с кухни мама.
Время почти обеденное, и я знаю, что откладывать возвращение домой больше нельзя. Я предложил Дешону переночевать с ним, преподнёс это как возможность резаться до упаду в видеоигры, а не способ оградить его от страхов, но он отказался. Сказал, что слишком устал. Он и выглядел замученным, но в то же время вряд ли хотел быть один. Хоть мы и протусовались вместе весь день, я так и не понял, почему он такой расстроенный и отстранённый.
– Привет, мам!
Я скидываю обувь и начинаю подниматься к себе.
– Милый… – окликает она.
Судя по её тону, что-то случилось.
Что именно, я понимаю ещё до того, как слышу его голос.
– Где тебя черти носили? – ворчит отец. У меня сердце уходит в пятки.
Суббота – значит, папаня не на работе, а дома. Я забыл. По крайней мере, хотел забыть. Просто выбросил из головы все мысли о нём.
Надо было настоять на своём и всё же остаться у Дешона.
– Гулял.
Отец топает в прихожую. Картинки на стенах буквально трясутся от его шагов. Он уже не в духе.
– Не смей со мной так разговаривать! – рычит он.
Я поднимаю на него взгляд. Отец сердит, он зарос щетиной, а грязные волосы зализаны назад. Едва за сорок, а выглядит старше моего деда. Понятия не имею, почему мама ещё не развелась.
– Простите, сэр.
Я, как могу, пытаюсь придать голосу честность. Не хочу состязаться в том, кто кого перекричит. Голова забита совсем другим.
– Смотри у меня, а не то… – Он с ног до головы окидывает меня взглядом. – Иди отмывайся, и ждём тебя в десять на ужин. Выглядишь ужасно.
Я вовремя прикусываю язык. Вообще-то у отца видок похуже моего. Я отворачиваюсь и продолжаю подниматься к себе в комнату. Его глаза провожают меня. А когда я почти скрылся с глаз, он говорит:
– Вероятно, потом я попрошу тебя вычистить террариумы со змеями.
Внутри меня всё переворачивается от злости. Знает же, как я ненавижу змей. Знает, что меня тошнит от их вида и ещё больше – от необходимости жить с ними. Пусть они и заперты в подвале.
