Она передёргивает плечами, но не отмахивается от моих слов, а будто чувствует себя не в своей тарелке. Словно тоже не хочет здесь быть.
– Не знаю, – признаётся она наконец. – Просто пришла, вот и всё.
– Глупости. Это не ответ.
Я отхлёбываю кофе. Тот уже остыл. С панини я разделался ещё квартал назад.
– Ты сам не ответил.
– Ну, наверное, просто не сиделось дома.
– И мне.
Несколько мгновений мы стоим в молчании. Никто не проезжает по дороге за спиной, никто не въезжает навестить умерших. Такое чувство, будто мы одни в целом мире. Будто остального мира больше не существует. Только кладбище, которое притягивает нас непонятно почему.
Я бросаю взгляд на Эйприл. Присматриваюсь: под глазами тёмные круги, на смуглых щеках ни кровинки. Она выглядит так, словно заболела.
Впрочем, я тоже.
Как и Андре. Как и Дешон.
Что, чёрт возьми, происходит?
– Почему ты пришёл сюда в пятницу? Тебе же не прислали записку, – спрашивает Эйприл.
Я качаю головой.
– Нет, не прислали. Просто за компанию с Дешоном. Он… ему несладко приходится в школе. Вот я и решил поддержать друга, думал, кто-то решил его разыграть, посмеяться… понимаешь?
Эйприл кивает, не отводя глаз от могил.
– Ты мог в это не ввязываться, – шепчет она себе под нос.
– Что?
– М-м… – Тряхнув головой, она поворачивается ко мне.
У меня вибрирует телефон. Снова Андре. Приглашает попить кофе после школы.
– У тебя есть его номер? – глянув на мой экран, спрашивает Эйприл.
– Да. – Я засовываю телефон обратно в карман и внезапно нащупываю листок бумаги. Наверное, чек из кафе. – Пересеклись с ним недавно. А что? – Судя по её взгляду, я ляпнул что-то не то.
– Да нет, ничего, – отвечает она.
– А мне кажется, за твоим вопросом что-то стояло.
– Ничего не стояло. Просто мы с ним сейчас не разговариваем, ясно?
– Это как-то связано с той ночью на кладбище?
Сам не знаю, почему спросил.
– У тебя были кошмары? – спрашивает она вдруг как-то жалобно.
– Нет, – поспешно отвечаю я. – А что?
Она бросает на меня взгляд, который заставляет меня пожалеть о своей лжи. Эйприл выглядит как утопающая посреди моря.
– Да так, ничего. – Она зябко кутается в пальто. – Ладно, я домой, замёрзла совсем. Не скучай тут среди надгробий.
Я провожаю её взглядом. Надо бы окликнуть… признаться, что соврал о кошмарах. Признаться, что пришёл тогда на кладбище не только из-за Дешона, что меня будто тянуло. Я должен был прийти.
Но я ничего не говорю, а лишь стискиваю телефон.
Тот вибрирует снова. Андре!
И вдруг я чувствую, как что-то скользит по пальцам. Что-то живое! В моём кармане!
Я взвизгиваю.
Выдёргиваю руку.
И наружу выползает змея!
Длинная, тонкая, с зелёными полосками, похожая на холодную скользкую спагеттину. Она падает на землю, и я отскакиваю. Клянусь, она поднимает голову и смотрит на меня! Будто знает, что я боюсь. Будто знает, что её тут не должно быть.
Затем она зигзагами уползает в траву, но оставляет листок бумаги, который я вначале принял за чек из кафе.
Только это не чек, а записка на оранжевой бумаге. Похожая на ту, что получил Дешон. Сегодня утром в кармане её точно не было!
Я долго смотрю на неё. Наконец, когда понимаю, что змея давно уползла, наклоняюсь и поднимаю записку дрожащими пальцами. На обороте чёрным цветом накорябано:
Я з-з-знаю, что ты приш-ш-шёл бы на кладбищ-щ-ще.
Тебе не убеж-ж-жать от с-с-с-страха,
с-с которым ты ж-живёш-ш-шь,
и не убеж-ж-жать от меня!
Эйприл
Фредди с мамой, наверное, ещё в городке по делам, потому что я застаю наш дом совершенно пустым. Ни единой живой души и ни капли тепла. Конечно, мама осенью почти не топит: экономит на счетах за электричество, – но сегодня холоднее обычного. Даже холоднее, чем снаружи. Переступаю порог и будто попадаю в морозильную камеру. Очень тёмную и очень тихую.
Внезапно приходит мысль: «А может, возвращаться не стоило?»
Пусть общество Кайла меня раздражало, вдвоём как-никак безопаснее. А не набрать ли Андре?
– Возьми себя в руки, – шепчу я. – Не смей звонить ему только потому, что средь бела дня испугалась родных стен.
Надо сказать, после этих слов мне сразу становится лучше. Не то чтобы сильно, но становится. Пусть я не знаю, что происходит, но не собираюсь бежать из собственного дома в страхе. И не собираюсь раскисать и звонить Андре с просьбой составить компанию. Я всё ещё на него зла и не успокоюсь, пока он не извинится… или хотя бы скажет, что верит мне целиком и полностью.
Я иду в кухню, наливаю стакан апельсинового сока, и тут раздаётся звук.
Какой-то скрип. И шаги. Прямо у меня над головой. То есть…
Звук исходит
из
моей
спальни!
Я застываю и обращаюсь в слух.
Может, просто показалось? Просто скрипит дом? Он ведь старый, а со старыми домами так бывает.
СКРИ-ИП!
Я роняю стакан, и он разбивается о стол, забрызгивая всё вокруг оранжевым соком.
Что же делать?
Я тянусь за сотовым.
Позвонить маме? Или всё-таки Андре? Или копам?
В доме кто-то есть. Более того, этот кто-то у меня в комнате!
– Эйприл?
Страха как не бывало. Голос мне знаком.
– Фредди? – отзываюсь я.
Что брат делает дома без мамы? И что он забыл у меня в спальне? Я смотрю на разлитый апельсиновый сок и осколки стекла. Нужно убрать, пока не вернулась мама и не поранился Фредди.
Внезапно брат окликает снова:
– Эйприл, ты где?
– Внизу, дружок!
– Эйприл?
Голос у него испуганный. Может, ушибся, пока играл?
– Уже иду!
Я взбегаю по лестнице.
Где же мама? И что так напугало Фредди?
Как только добираюсь до своей комнаты, все мысли вылетают из головы.
Брата в ней нет.
– Фредди? – Я оглядываюсь.
Вот моя неубранная постель. Вот гора одеял, на которых Андре спал вчера ночью. Вот запертая дверь чулана.
