– Вы хотите сказать, что Чарльз мёртв? – прошептал я.
– Ты нам не веришь, – заметила миссис Брэдфорд. – Никто не верит.
Я медленно попятился и ощупью нашёл ступеньки, как слепой. У меня так ослабли колени, что я боялся упасть. Это была шутка, повторял я, розыгрыш, который придумал Чарльз и уговорил своих родителей участвовать в нём.
Мистер Брэдфорд проводил меня до двери.
– Иди в школу, – сказал он. – У входа растёт клён. Прочитай, что написано на бронзовой табличке.
Не попрощавшись и не оглядываясь, я пробежал по аккуратному газону и помчался по Кресент-роуд. Сначала моей единственной мыслью было добраться до дома, но когда я пробегал мимо школы, то увидел свою старую бейсбольную перчатку, висевшую на ветке клёна. Какое же странное чувство юмора было у Чарльза! Как же он будет смеяться, когда узнает, что я почти поверил в его шутку.
Я был уверен, что он притаился за деревом, и позвал его. Мой голос эхом отдался от стен школы. Но тишину нарушало лишь воркование горлицы.
– Где ты, Чарльз? – Я обошёл клён, но не увидел его. – Хватит дурачиться, чёрт возьми! Выходи!
Устав от шуток Чарльза, я сдёрнул перчатку с ветки, но она оказалась такой холодной, что выскользнула у меня из пальцев и упала в высокую траву. Я наклонился за ней и увидел бронзовую табличку.
Я вспомнил слова мистера Брэдфорда и почувствовал, как у меня сжалось горло. Я уже видел эту табличку, но так и не удосужился прочесть надпись. Я думал, она тут давно, с тех пор, как мои родители были детьми. Табличка не имела ко мне никакого отношения. Но теперь я опустился на колени, отвёл в сторону траву и прочёл:
«В память о нашем любимом однокласснике
Чарльзе Роберте Брэдфорде
8 марта 1962 – 17 июля 1973».
На табличку упала чья-то тень.
– Вот ты где, Адам. Я как раз тебя искал.
Услышав папин голос, я вздрогнул, поднялся на ноги, указал на табличку и заметил:
– Сегодня тридцать лет со дня его смерти.
– Чарли Брэдфорд, – тихо сказал папа. – Он был лучшим игроком в Калвертвилле. Если бы он был жив, то стал бы профессиональным бейсболистом. – Он повернулся ко мне и добавил: – Сегодня ты мне его напомнил, Адам. То, как ты забил тот мяч через ручей, прямо как он. А потом отбил навесной мяч. Ты как будто превратился в Чарли. В чемпиона.
Чтобы скрыть слёзы, я крепко обнял папу. Мы немного постояли, обнявшись. Никогда прежде мы не были так близки.
Прежде чем уйти со школьного двора, я обернулся. На мгновение мне показалось, что Чарльз стоит у ствола клёна, но скорее всего, это была просто игра света. Когда я пригляделся, он исчез.
– Завтра купим тебе новую перчатку, – сказал папа. – Из настоящей кожи. Эта искусственная такая холодная, как рука мертвеца.
Он швырнул перчатку в мусорный бак и обнял меня за плечи. Мы медленно пошли домой, глядя, как на небе появляются звёзды.
Тринадцатый голубь
Когда я проснулся, шёл дождь. Серые ледяные капли ударялись о стекло, как мелкие камешки. На улице было так мрачно, что мне не хотелось вылезать из кровати. Слишком мрачно, чтобы одеваться и идти в школу. Я натянул одеяло на голову и попытался опять заснуть.
У меня была веская причина остаться дома, и погода не имела к ней никакого отношения. Именно сегодня Уолтер Крумголд обещал поколотить меня за то, что я засмеялся над глупой ошибкой, которую он сделал на уроке математики. Но что я мог поделать, если он идиот, а я гений? К сожалению, даже гений может ошибиться и засмеяться, когда не следует.
Внизу раздался мамин голос:
– Ричард, что ты там делаешь?
Я уже собирался ответить, что готовлюсь умереть, но мама бы мне не поверила. Я даже не мог рассказать ей о планах Уолтера. Во-первых, она считала его милым мальчиком, который никому не способен причинить вреда. А во-вторых, она бы, как обычно, сказала, что я сам виноват.
К несчастью, это была правда. Я обладал особым даром говорить не то, что следует, в неподходящее время и не тому человеку. Но разве за это я заслуживал смерти?
В конце концов, я оделся, съел размокшие хлопья и холодный тост, взял сумку и куртку и потащился по улице под холодным дождём.
У подножия холма я увидел ребят, ждавших автобус. Уолтер тоже был там, он смеялся и бил кулаком правой руки по левой ладони. Наверное, показывал, что сделает со мной. За меня никто не вступится. У меня было не так уж много друзей, но даже если бы они и были, никто бы не решился разозлить Уолтера. Мне даже казалось, что им не терпелось посмотреть, как он будет меня бить. Что может быть лучше драки в самом начале дня?
В эту минуту к остановке подъехал автобус. Я уже собирался сбежать вниз, но тут сообразил, что меня ещё никто не видел. Ни Уолтер, ни мои так называемые одноклассники, ни водитель. Если я не сяду в автобус, Уолтер меня не изобьёт. А если я не появлюсь в школе, мне не придётся объяснять, почему я не сдал десятистраничный доклад по обществознанию, который даже не начал писать.
Поэтому я спрятался за деревом и смотрел, как автобус уезжает. Кажется, я даже заметил в заднем окне разочарованное лицо Уолтера, как будто он надеялся, что я буду бежать по улице и кричать «Подождите!».
Когда автобус свернул за угол и исчез из виду, я обернулся на свой тёплый и сухой дом. Если бы только мама работала, дома бы никого не было, и я мог бы засесть в своей комнате и играть в видеоигры. Но нет. Моя мама была домохозяйкой и не планировала никуда идти.
Я посмотрел на часы. Библиотека откроется только через два часа. До этого мне придётся где-то ждать. Наверное, пойду в аптеку. Она была как раз напротив библиотеки.
Идти вдоль дороги было слишком опасно, так как какой-нибудь проезжающий мимо учитель или сосед мог бы меня заметить. Поэтому я выбрал длинный путь через парк. В такой день там точно никого не будет.
Шлёпая по лужам, я свернул на тротуар под мокрыми деревьями. Вскоре я совершенно промок, начал дрожать и чувствовал себя очень несчастным. Как я и предполагал, парк был пуст. Ни мам с детскими колясками, ни детей, гоняющих на роликах, ни шумных скейтбордистов у фонтана, ни велосипедистов, проносившихся мимо с криками «Влево!». Только я, дождь и белки в кронах деревьев.
И тут я увидел её: пожилую женщину на скамейке, которая бросала птичий корм толпившимся вокруг голубям. Наверное, какая-то нищенка, решил я. На ней была старая одежда выцветшего серого цвета. Возможно, женщина была бездомной. Или даже сумасшедшей.
Женщина промокла так же, как и я. Можно было подумать, что она побоится подхватить воспаление лёгких или что-то в этом роде. Но нет, она просто сидела на скамейке и бросала зерно глупым голубям. Совершенно бесполезные птицы: грязные, неуклюжие, жадные. Папа называл их «летающими крысами». А мама говорила, что они «разносчики болезней, кишащие вшами».
