Юстик покосился на них и побледнел.
– Надо спешить! Нам угрожают! – воскликнул он.
Передвигаться по нагромождению камней было невероятно сложно. Мелкие камни катились, крупные коварно подставляли скользкие углы. Под камнями шныряли крошечные существа. У них были руки, ноги, головы, а сами они походили на шишки туи или можжевельника казацкого.
– Лешие? – спросила Ева.
– Нет. Но из их отряда… Моховички и так далее, – пояснил Юстик.
Было заметно, что моховичков он боится не так, как элементалей огня, потому что изредка он позволял себе оттолкнуть их рукой или сощёлкнуть ногтем. Моховички при этом сердито пищали и летели кувырком, прыгая как шишки.
– Не зли их! – сказала Ева.
– А что они мне сделают? Ты высматриваешь детёныша? – нетерпеливо спрашивал Юстик.
– Да! – отвечала Ева, хотя единственное, что она сейчас высматривала, это куда поставить ногу, чтобы не застрять между камнями. Даже если она наступит сейчас на голову малыша Хафгуфы, то вряд ли это поймёт.
– А ощущения у тебя какие-нибудь есть?
– Ага. Мне холодно!
Юстик застонал. Больше часа они взбирались на каменный хаос. Ева выбилась из сил и то и дело садилась отдохнуть.
– Ты его нашла? Ты что-то чувствуешь? – сразу начинал приставать к ней магент Веселин.
– Да, – сказала Ева. – Чувствую, что могу двинуть. Сделай выводы и сгинь!
– Но он же где-то здесь! Прислушайся!
Ева прислушалась и различила нечто похожее на непрерывный шорох.
– Дождь как будто идёт… Но почему-то капель нет! – сказала она.
– Это я тоже слышу. Это элементали воды. Им что-то здесь надо… – сердито откликнулся Юстик.
– Но где они? Я их не вижу!
– Они не любят светиться. Ты никогда не задумывалась, что слова «капля» и «накапливаться» однокоренные? Когда надо будет – из-под каждого камня поднимутся… То-то огневики здесь так осторожно шастают. У них с элементалями воды отношения так себе…
– А элементали земли здесь есть?
– Ну да… Здесь, конечно, остров, и они здесь послабее, но всё же… Земля – это же не только плодородный слой. Это и глина, и камни, и песок, и что угодно. Ищи! Ты же не хочешь, чтобы из-за тебя Хафгуфа поджарила целый остров?
– Наплевать. Я устала!
– А здесь ведь не только люди… тут и белые медведи… крупнейший заповедник… Медведицы сюда специально приходят, чтобы детёнышей родить. Здесь их не трогают… – толкая Еву в плечо, чтобы она поднималась, уговаривал агент Веселин.
– Ты долго придумывал этот аргумент? Типа, на людей мне наплевать, а на медведей нет?
– Ну, не знаю. Нас на служебной психологии учили, что типичный эколог – это тот, кто заколбасит человека, спасая сидящую на нём муху…
– Ты отчасти прав! Мухи уникальные существа! Они могут взлетать с потолка, садиться на трепещущий на ветру лист, а ещё летать в темноте, задом-наперёд и даже вверх ногами! – сказала Ева и покорно поднялась. Колени тряслись. Теперь Ева почти жалела, что с физкультурой у неё всю жизнь был вооружённый нейтралитет: сколько пробежать, чтобы вы мне поставили «четыре» – и можно было тихо сидеть на банкетке и ждать конца урока. Сейчас же ей хотелось забраться под тёплый плед, представлять, какая она несчастная, и скулить. А от неё требовали свершений.
И Ева опять поползла по камням. Она старалась думать о малыше Хафгуфе, бедном маленьком существе, которое лежит где-то здесь и притворяется камешком, но гораздо больше она жалела сейчас саму себя. Малыш Хафгуфа мог притворяться камешком ещё с полсотни лет. Правда, его сердитая мать приплывёт гораздо раньше. Её близость угадывалась по военным вертолётам, которые по два и по три пролетали над морем и, становясь крошечными как точки, скрывались в сплошной, с чёткими очертаниями облачности. Облачность эта различалась уже невооружённым глазом.
Ещё через полчаса Ева обессилела окончательно. Руки у неё уже не поднимались, а ноги не соглашались сгибаться. Магент Веселин пыхтел где-то у неё за спиной. Он непрерывно бубнил что-то очень правильное, но Ева его не слушала. Правильные слова, не подкреплённые любовью и примером – это суп, пролитый на работающий вентилятор.
«Отдохну минуту!» – сказала себе Ева и, закрыв глаза, опустилась на большой, плоский как плита камень, поросший мхом. Пожалуй, на роль подушки он подходил больше других.
«Вжжж! Мя!» – отчётливо произнёс кто-то.
Оторвав от камня щеку, Ева увидела котошмеля. Тот завис так близко к глазам, что они не смогли сразу сфокусироваться. Ева отодвинулась чуть дальше. Котошмель полз по камню, на котором отчётливо виднелась рыжая длинная полоса, состоящая из цепочки капель. И капли эти уводили вниз – в расщелину.
Глава 21
Малыш Хафгуфа
То, что узнает один человек, автоматически становится всеобщим достоянием. Например, Альберт Эйнштейн открыл своё Е = mc². И это знание стало уже моим, соединилось со мною. Если бы Эйнштейн захотел отнять у меня Е = mc², я бы сказал: «Извини, Альберт, но… сам понимаешь! Я тоже уже это знаю!» И он бы ничего не смог с этим поделать.
Данное правило работает как в худшую, так и в лучшую сторону. Всякое прорвавшееся в мир знание мгновенно становится всеобщим. Созидательные формы познания конкурируют с разрушительными, и вопрос только в том, на чьей стороне окажется больше результативных игроков.
Ветеринарные записи Павла Звенидрага
– Он там! Доставай! – потребовал Юстик. – Его надо перетащить к берегу. Это успокоит Хафгуфу!
Ева замотала головой. Лезть в узкую трещину между камнями – это уж без неё, пожалуйста! А если плите надоест лежать на этих хилых камешках, которые только притворяются, что её поддерживают?!
– Лезь! – упрямо повторил Веселин. – Он там!
– А я его вытащу? Сколько он весит?
– Понятия не имею. Но едва ли больше тонны, если он сюда протиснулся… Полезай!
– Сам полезай! Ты человек магсударственный, а я просто бедная слабая девушка!
Магент Веселин грозно засопел и полез в трещину. Сначала исчезла его голова, затем руки и плечи, и последними жалобно затрепыхались ноги. Послышался звук – невероятно протяжный, жалобный, свистящий и тонкий. Каменный хаос затрясся, вздохнул как единое целое. Плоская плита треснула и просела. На многих соседних камнях тоже появились трещины. Ева внезапно осознала, что уже не сидит, а лежит на камнях, смотрит в небо и из носа у неё идёт кровь.
Юстик, выброшенный из трещины неведомой силой, ворочался несколькими метрами ниже. Потом поднялся во весь рост. Его брови и ресницы опалились, кончик носа был обожжён.
– Он испугался меня и опять её позвал… – Голос у него дрожал, распадаясь на множество стеклышек.
