– Кого позвал?
– Хафгуфу. Придётся лезть тебе!
– Ни за что!
– Надо. Он ранен, ему плохо. Потому он и злится.
Ева легла и стала протискиваться в щель. После того что маленькая Хафгуфа только что сделала с бедным практикантом, лезть к ней в нору совершенно не хотелось. Просевшая плита сделала проход совсем узким. Ева ползла, а перед ней бежал котошмель. От близости огромного количества рыжья мозги у котика совершенно заклинило. Он то падал и начинал кататься, то перебирал лапами, как ласкающийся кот, а потом и вовсе замурлыкал с уклоном в шмелиное жужжание.
В пещере было темно. Пробивающийся снаружи свет заслоняла сама же Ева. Хорошо ещё, что жужжащий котик разливал кое-какое сияние и от этого зажигались капли рыжья на стенах. А вот самого малыша Хафгуфу Ева пока не видела. Пещеру преграждала каменная плита. На плите были разбрызганы капли рыжья. Если это действительно был малыш Хафгуфа, то чтобы его вытащить, требовался маленький трактор.
Опьяневший котошмель прыгнул на плиту, подполз к каплям рыжья, втянул самую крупную и, неуклюже плюхнувшись на землю, забарахтался лапками в воздухе. Попытался привстать – и опять завалился. Ева вспомнила, как их кошка как-то нанюхалась валерьянки и падала с кресла. Мама возвращала её в кресло, а кошка опять с него падала и жалобно мяукала, не понимая, что такое стало с мебелью в доме, что на кресле и единственной кошке поместиться нельзя.
«Ну всё… один готов…» – подумала Ева.
Она приблизилась к плите, коснулась её рукой и стала гладить, как Бермята когда-то наглаживал кислого Нахабу. Плита была холодная и на нежность никак не отзывалась. Пятен рыжья Ева старалась не касаться – под ними могла оказаться рана, а от боли Хафгуфа пришла бы в ярость.
– Хорошая… умная… несчастная… ранили тебя паразиты какие-то! – жалобно повторяла Ева, но сильно на эту тему не распространялась. Слов маленькая Хафгуфа, скорее всего, не понимает, но эмоцию может уловить. Животные не различают сослагательного наклонения. Для них мысль равна действию. Они не рассуждают «если бы укусил» и «если бы убежал», а сразу либо кусают, либо убегают.
И тут рядом вдруг вспыхнули глаза. Причём вспыхнули не на плите, которую Ева упорно гладила, а на одном из валунов, на котором держалась вся конструкция. Глаза были круглые. Под глазами – большие складки. Две круглые дырочки, почти слившиеся в одну – ноздри. Усы вислые, как у писателя Киплинга, но не из волос, а из чего-то похожего на лишайник.
Общее выражение морды – глупое и невероятно самодовольное, как у какого-нибудь дядечки, в пункте проката выдающего лыжи, – но это с человеческой точки зрения, из-за странной карикатурной схожести лиц. На толстой, переходящей в грудь шее сочилась рыжьём длинная рана. Когда зверь шевелился, борозда ярко вспыхивала, и смотреть на неё было так же невозможно, как на элементалей огня в плазменном состоянии. Когда Хафгуфа переставала шевелиться – рана закрывалась.
Ева не отрываясь смотрела в её круглые глаза. Она совсем не боялась сейчас, хотя малыш Хафгуфа легко мог атаковать её, как он напал на бедного Юстика.
– Ну чего ты мне глазки строишь? Думаешь, я сама не умею? – неожиданно для себя сердито спросила Ева.
Круглые глаза удивлённо моргнули. В зелёных усах что-то дрогнуло, и малыш сделал длинный грустный выдох – такой длинный и такой грустный, что у Евы заложило уши. Одновременно с этим она безошибочно уловила, что в их отношениях что-то переменилось. Малыш Хафгуфа не нападёт. И для самой Евы что-то изменилось. Теперь она видела не солдафонскую моржовую морду с вислыми усами, а бедного, маленького, напуганного детёныша, которого кто-то полоснул чем-то длинным и страшным.
Она бесстрашно протянула руку и коснулась круглых, близко расположенных ноздрей. Из ноздрей тянуло теплом и влагой.
– Вылезай! Здесь не очень-то весело сидеть, – сказала Ева.
Плита неуверенно шевельнулась.
– Пошли-пошли! – повторила Ева. – Мне тебя не дотащить!
Плита, оживая, пришла в движение. Сверху побежали струйки песка. Развернуться Ева не могла, и ей приходилось отползать спиной.
– Погоди! Котошмеля раздавим! – вспомнила она и растолкала котошмеля пальцем. Тот сонно попытался вцепиться ей в палец. Потом увидел рядом другое существо и очень-очень много рыжья. Его зашкалило. Он попытался взлететь, но врезался Хафгуфе между глаз, жалобно зажужжал и рухнул. Хафгуфа, скорее всего, вообще не поняла, что это была за назойливая муха.
Ева подняла котошмеля и сунула его себе в рукав. За Евой ползла Хафгуфа. Она походила на моржа, но вертикально расположенный хвост больше напоминал китовый.
– Помоги! Куда ты там делся?! – крикнула она Юстику, почувствовав, что её ноги высунулись из трещины.
Чья-то рука подхватила Еву за щиколотку и энергично, как редиску, выдернула из пещерки. Первым, что она увидела, было бледное лицо магента Веселина. Перед практикантом, грозно постукивая себя по ладони тростью с головой грифона, стоял Невер Нахаба, а немного поодаль, водрузив куриную ногу на возвышающийся камень, расположилась официантка из трактира «Тихая пристань» – болотница Клава, облачённая в носки для хождения по трясинам. На приподнятом колене болотницы помещалось нечто среднее между дробовиком и пулемётом.
– Четыре в одном… – представил Нахаба. – Аннигилятор, лазерный скальпель, замораживатель. Ну и водоглот, само собой. Прошёл испытания, но в серийный выпуск не пошёл, так как его не сочли гуманным оружием.
Болотница ухмыльнулась.
– Да уж! Гуманизмом и не пахнет! – заверила она.
Бывший вампир присел на корточки и заглянул в трещину, откуда как раз высунулась усатая морда любопытного дитёныша Хафгуфы.
– Это он и есть? Отлично! Без вас мы бы его не нашли! Забирай его, Клава!
Болотница приблизилась, ловко прыгая по камням, чуть присела, одной рукой сгребла малыша Хафгуфу и закинула его себе на плечо. И это при том, что весил малыш как хорошая плита, а в другой руке у неё было оружие. К удивлению Евы, Хафгуфа лежал на плече у болотницы вполне себе мирно.
– Видели? Малыши доверяют сказочникам, – цокнув языком, похвалил Нахаба. – А сила у сказочников какая колоссальная! А как выслеживают! Как бесшумно перемещаются по камням! Жаль, нам нельзя из них сотрудников набирать! Получился бы непобедимый отряд!
Рука магента Веселина метнулась к искромету. Однако всё, что он успел, – это вскинуть его. Нахаба стремительно и легко взмахнул тростью. Удар пришёлся по дулу оружия. Искромет полыхнул и растёкся. Юстик вскрикнул, дуя на обожжённую руку, по которой стекали липкие горячие капли.
– Скажи спасибо, что не по локтю! – строго произнёс Нахаба.
Юстик шипел и нянчил обожжённую руку. Еве казалось, что он вот-вот разрыдается.
– Почему вы ему помогаете? Зачем? – крикнула Ева болотнице. Она помнила болотницу по «Тихой пристани», где та отнеслась к ней очень неплохо.
