Я до сих пор с трудом понимаю, каким образом с самого первого заседания кабинета мы в своих дискуссиях достигали немедленного и полного согласия относительно того, что следует предпринять. Всех нас объединяло чувство долга, которое мы ставили превыше принадлежности к какой-либо партии. К сожалению, это чувство оказалось недолговечным, и в дальнейшем Временное правительство не отличалось более такой убежденностью, солидарностью и взаимным доверием. Однако факт остается фактом: первый месяц после революции всеми нами, правильно или неправильно, руководило лишь одно соображение: высшие интересы народа.
Некоторые мои личные друзья, которых я знал с первых дней существования Временного правительства, не раз говорили мне потом, что эти представления отражали лишь мои благие пожелания и что мы никогда не были столь едины, как мне это казалось. Как бы то ни было, но первые дни революционных преобразований в России запечатлелись в моем сознании как ощущение свершившегося чуда. И думается, что подобное ощущение испытали даже наиболее рационально мыслящие из нас люди.
В поразительно короткий период времени мы смогли заложить основы не только демократического управления, но полностью новой социальной системы, которая гарантировала ведущую роль в делах нации трудящимся массам и которая впервые ликвидировала все политические, социальные и этические ограничения.
Иначе и быть не могло, по той простой причине, что эта полностью новая система явилась прямым отражением воли бесспорного большинства населения.
В библиотеке Гуверовского института хранятся оригиналы стенограмм заседаний Временного правительства. Просматривая их много лет спустя, я сам был поражен тем огромным объемом законодательных актов, принятых в первые два месяца после Февральской революции. Как нам удалось добиться столь многого в такой короткий срок? Ведь, в конце концов, помимо принятия законов, правительство должно было заниматься продолжением войны и улаживать бесчисленные повседневные административные дела. Более того, в залы Мариинского дворца и приемные министров непрерывным потоком шли посетители и делегации, представители местных органов новой власти и национальных меньшинств. Это было невероятно трудное, горячее время, время бесконечных дневных и ночных заседаний кабинета, всевозможных конференций и выступлений на массовых митингах.
В первые недели после революции ни один министр нового правительства не мог позволить себе отказаться от участия в таких митингах по той простой причине, что потрясенные и обеспокоенные быстрым поворотом событий люди жаждали вновь обрести уверенность, выслушав правдивый отчет о происходящем непосредственно из уст членов нового правительства, которому, как они полагали, можно доверять. В этом вихре безумной активности мы тем не менее умудрились утвердить огромное количество новых законов и не в последней степени потому, что наш предшествующий опыт общественной деятельности дал нам возможность хорошо узнать чаяния и нужды всех слоев населения.
* * *
Несмотря на все трудности, порожденные войной и развалом старой администрации, Временное правительство провело в жизнь с одобрения всей страны широкую законодательную программу, заложив тем самым прочные основы для преобразования России в развитое государство. Даже Ленин, готовясь в октябре к захвату власти, не мог не воздать должного проделанной нами работе, написав: «Революция (Февральская. – А. К.) сделала то, что в несколько месяцев Россия по своему политическому строю догнала передовые страны».
Конечно же Ленин при этом обвинил Временное правительство во всех смертных грехах капитализма и в той же статье, из которой взята вышеприведенная цитата, он ни словом не упомянул о глубоких социальных реформах – аграрной и в области рабочего законодательства, которые оно провело в жизнь. До нынешнего дня молодое поколение в России остается в неведении относительно того, что за короткий промежуток времени после Февральской революции Временное правительство предоставило народам России не только политическую свободу, но и социальную систему, гарантирующую человеческое достоинство и материальное благосостояние.
По возвращении в Россию в 1917 году Ленин сказал, что «…Россия сейчас самая свободная страна в мире из воюющих стран…», в ней отсутствует насилие над массами.
Совет рабочих и солдатских депутатов
Теперь коснусь весьма щекотливого вопроса об отношениях между Временным правительством и Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов. К нему и сводился наиболее важный аспект всей проблемы власти после революции.
Члены правительства пришли к полному согласию относительно насущной необходимости как можно скорее включить в состав правительства представителей социалистических партий, поскольку их высокий политический и моральный авторитет в армии и среди гражданского трудящегося населения в значительной мере упрочил бы стабильность нового правительства. Нам представлялось необходимым сгладить ложное впечатление, будто русская демократия расколота на два лагеря – «революционный» и «буржуазный».
Упрочению такого впечатления способствовали сами руководители Петроградского Совета, которые руководствовались при этом не столько истинными настроениями народа в целом, сколько своей партийной идеологией. Свое отношение к «буржуазному» Временному правительству они продемонстрировали в одной из первых резолюций Исполнительного комитета, в которой выражалась готовность поддержать новое правительство лишь «до тех пор, пока оно не посягает на права рабочих, завоеванные в результате революции». Столь сдержанное отношение Петроградского Совета породило парадоксальное и нетерпимое положение, при котором новое национальное правительство ставилось в подчинение или, по меньшей мере, в зависимость от доброй воли местных органов, которые, пользуясь влиянием среди определенных слоев населения, способны были поставить под вопрос само существование законно созданного правительства.
Следует иметь в виду одно весьма важное обстоятельство: утром 27 февраля двухсоттысячный Петроградский гарнизон, абсолютно сбитый с толку происшедшими событиями, оказался без офицеров. Совет еще не был провозглашен, и в городе царил хаос. Было бы только естественно, если бы восставшие солдаты обратились за руководством к Думе, единственному тогда учреждению, пользовавшемуся каким-то моральным авторитетом. Однако в тот момент в Думе не оказалось ни одного офицера, у которого хватило бы смелости и здравого смысла взять на себя командование гарнизоном, как это сделал в Москве подполковник Грузинов. Городская дума в Петрограде не имела никакого престижа, а различные общественные организации оказались неспособны создать в первый день революции какое-либо подобие административного центра, представляющего демократические партии и организации. Да и Временный комитет Думы тоже колебался – брать на себя эту задачу, хотя все ведущие политические и общественные деятели поспешили предложить Думе свои услуги по восстановлению порядка в городе.
После полудня у Думы стали собираться группки тех из представителей социалистических партий, которые случайно оказались в Петрограде в этот день революции. Их мысли, естественно, обратились к Совету, возникшему в Санкт-Петербурге осенью 1905 года и сыгравшему столь фатальную роль в событиях того года.
