Я рассказал Брешко-Брешковской, что привело меня в Москву, и поделился своими планами уехать на Волгу. Она спокойно возразила: «Они не пустят Вас». Под словом «они» она подразумевала членов Центрального комитета партии эсеров, с которыми она разошлась во мнениях относительно меня. Она была прекрасно осведомлена о настроениях в левых кругах и подробно рассказала мне о внутреннем разброде, нестабильности и хаотическом состоянии их дел.
Не помню точно, когда состоялся этот наш разговор, но уверен, что он произошел после встречи с Борисом Флеккелем, моим молодым петроградским соратником, умным и преданным. Он тоже намеревался отправиться на Волгу, и ему весьма импонировала мысль ехать туда вместе со мной. Он приступил к необходимым по этому вопросу переговорам, однако спустя несколько дней пришел ко мне удрученный и подавленный. Сказал только, что имеются «трудности». Судя по всему, кому-то из партийных лидеров мои намерения пришлись не по душе.
Вскоре я узнал и о причинах их недовольства моими планами отправиться на Волгу. Именно в это время решением важных политических проблем занялся «Союз возрождения России». Этот Союз не был обычной коалицией демократических и социалистических партий, а был организацией sui generis. Часть ее членов принадлежала к партии народных социалистов, другие – к эсерам, к кадетам, к плехановской группе «Единство», к кооператорам и т. д. Их объединяло общее отношение к основной проблеме и стремление к конкретным действиям во имя ее решения. Они считали необходимым создать правительство национального единства на самой широкой основе и восстановить в сотрудничестве с западными союзниками России фронт боевых действий против Германии. За восстановление такого фронта выступали не только политические сторонники союза, но и те партии, к которым принадлежали члены этой организации.
Такая же тенденция проявлялась и в деятельности «Национального центра», в который входили наряду с кадетами представители умеренных и консервативных групп, которые не признавали Брест-Литовский мир и были готовы ради достижения общей цели сотрудничать с союзом. «Национальный центр» поддерживал самые тесные связи с Добровольческой армией генералов Алексеева и Деникина.
Я был страстным сторонником приемлемого правительства национального единства и активного сотрудничества с союзниками с учетом создавшихся условий и был уверен, что деятельность «Союза возрождения России» имеет жизненно важное значение для нации. Я никоим образом не был намерен вмешиваться в деятельность союза или содействовать росту разногласий между двумя патриотическими организациями, у которых и без того было немало идеологических трудностей. Для меня было очевидно: после всех чудовищных потрясений обе стороны преодолеют предубеждение и недоверие, объединившись во имя любви к народу и ради выполнения своего долга перед отечеством, а такие люди, как генерал Алексеев, народный социалист Чайковский, кадет Астров, эсер Авксентьев и др. восстановят реальную государственную власть на основе принципов духовной и политической свободы, равенства и социальной справедливости, провозглашенных Февральской революцией.
Исходя из этих соображений, я принял предложение «Союза возрождения России» отправиться за границу для переговоров с союзниками на условиях, изложенных союзом.
Мой отъезд был назначен на конец мая через Мурманск, где стояли английские и французские корабли, охранявшие в порту огромные склады с военным и другим снаряжением. Ехать на этот раз мне пришлось в так называемом экстерриториальном поезде, предоставленном для репатриации сербских офицеров. Формированием таких поездов занимался глава всех операций по репатриации полковник Иованович (серб), который по просьбе моих друзей безо всяких колебаний выправил для меня документы на имя сербского капитана. Английскую визу проставил английский генеральный консул в Москве Роберт Брюс Локкарт, который оставался там в качестве специального эмиссара после отъезда из столицы союзнических послов. Локкарт выдал визу, даже не обратившись за разрешением в Лондон. Много позднее он сказал мне, что был вынужден взять на себя всю ответственность, ибо был уверен, что министерство иностранных дел Англии отклонит мое обращение за визой.
* * *
В Лондоне, а затем в Париже мне удалось выяснить, что союзники стали вынашивать планы интервенции в Россию, преследуя при этом свои собственные цели, не имевшие ничего общего с интересами России, – паны, которые никак не были связаны с теми переговорами, которые вели представители союзных держав со своими партнерами в Москве.
После месячного пребывания за границей я получил надежную информацию, что в условиях величайшей секретности спешно формируются и снаряжаются два экспедиционных корпуса. Один предполагалось высадить во Владивостоке, с тем чтобы помочь адмиралу Колчаку заменить демократическую власть военной диктатурой. С такой же целью второй корпус во главе с английским генералом Пулем планировалось высадить в Архангельске.
Дальнейшие переговоры с главами французского и английского правительства стали беспредметны, а для меня лично весьма неприятны. Моя миссия в Лондон и Париж пришла к завершению. Теперь самым для меня важным было скорейшее возвращение в Россию, с тем чтобы доложить обо всем, что я видел, слышал и сделал, находясь на Западе.
Без содействия британского правительства возвратиться в военное время из Англии в Россию было абсолютно невозможно. В начале сентября я направил английскому премьер-министру Ллойд Джорджу письмо с просьбой незамедлительно предпринять шаги, чтобы дать мне возможность вернуться домой. Неделю спустя я получил ответ, в котором от имени премьер-министра в вежливых выражениях английская сторона информировала меня о том, что, к великому сожалению Ллойд Джорджа, он не может оказать мне содействие, поскольку это противоречило бы английской политике невмешательства во внутренние дела других стран.
Смысл письма был ясен. Мне не будет разрешено вернуться в Россию, поскольку я могу помешать осуществлению английских планов.
Письмо пришло как раз в те дни, когда адмирал Колчак высадился во Владивостоке. Месяцем позже в результате переворота, организованного при содействии генерала Пуля русским морским офицером Чаплиным, в Архангельске было свергнуто правительство во главе с Н. В. Чайковским, которое только что (2 августа) было создано местными демократическими организациями.
В середине августа я направил пространное письмо Чайковскому, в то время уже просто одному из членов нового «реорганизованного» правительства, в котором наряду с прочим писал: «То, что случилось с Вами в Архангельске, может повториться, я утверждаю это со всей категоричностью, в Уфе и Самаре».
После продолжительных переговоров 23 сентября 1918 года Уфимское государственное совещание провозгласило образование Директории, которая мыслилась как Временное всероссийское правительство, опиравшееся на союз всех тех партий, которые не признали Брест-Литовского договора, то есть социалистов-трудовиков, кадетов и организованной на юге белой армии.
В состав Директории входили Авксентьев и его заместитель Аргунов – от партии эсеров; член народной социалистической партии Чайковский и его заместитель эсер Зензинов; член Центрального комитета партии кадетов Н. Астров и его заместитель В. Виноградов (тоже кадет); генерал Алексеев и его заместитель генерал Болдырев; а также председатель Сибирского регионального правительства кадет Вологодский.
