Для понимания рамовских моделей, в частности, очень важно усвоить разницу между такими ключевыми терминами НГТ, как диалектика, метафизика и интуиция, которым Рам придавал значение трех модусов мышления. Спецификой диалектического мышления он считал операцию отрицания (негации), когда наличие А отрицает наличие В. Метафизику он считал построенной на дифференции, когда А отличается от В, но сосуществует с ним в системе. Яркий пример сугубо диалектического мышления — крайняя паранойя, представляющая собой как бы затмение бодрствующего рассудка тенью души глубокого сна.
Последовательная метафизичность мышления, напротив, уводит в сугубо шизофренический дискурс самоизолированного логического субъекта, утратившего способность к интуитивному скачку в ментальное зазеркалье. Интуиция в данной системе отношений выступает в промежуточной функции между отрицанием и дифференцией, между диалектическим и метафизическим способами познания. Философскую интуицию, продленную во времени, Рам называл «пустым мышлением» или медитацией, приводящей приблизительно в течение получаса к состоянию самадхи как цели истинной философии недвойственности.
Я спросил Рама, откуда ему известно точное значение эфирной волны на разных участках цепи в формуле эманирования персонального сознания из пустоты? Он объяснил, что такие вещи постигаются только интуитивно, то есть телепатически. Зная Рама, нельзя было сомневаться в том, что он действительно совершенно точно (в пределах научной точности вообще) дал параметры психоэфирной вибрации на различных этапах сансарной манифестации человеческого сознания. Точно так же интуитивно (телепатически) разрешались все большие философские проблемы. Но, что самое интересное, рамовский подход давал возможность структурно увидеть, с какого познавательного плана вещает автор той или иной теории, как он строит свою доказательную сеть в контексте суггестий четырех состояний или, иначе говоря, истину какого состояния он доказывает.
Рам полагал, что самый абстрактный западный философ — это Платон. Его диалектика оказывалась синонимом состояния единства глубокого сна, иначе именуемого идеей. Идея всякой вещи — это отражение интегрального единого поля в единичности конкретной манифестации. Следуя доказательствам Платоновой диалектики, мы реализуем философскую интуицию, связывающую познающий ум (логос) с единым бытием: hen to pan (греч. «все едино»). В метафизике Аристотеля все наоборот: здесь ум связывается с формой, порождая дифференцированные «вещи в себе».
Некогда, читая Авиценну, я наткнулся на описание великим персом его опыта постижения основ метафизического метода. Авиценна рассказывает, что сорок раз читал «Метафизику» и ничего не понял и лишь после встречи с мастером, объяснившим ему ключи к изложенным фигурам, свел концы с концами. В результате, как он пишет, ему не пришлось специально обучаться, к примеру, медицине или астрономии. «Тому, кто овладел метафизикой, — полагает Авиценна, — нет необходимости учиться другим наукам», ибо в метафизике как науке о первобытии потенциально заложены все знания о мире.
Я приступил к чтению «Метафизики», уже будучи вооружен психодетектором НГТ, и начала метафизического моделирования понял по существу с первого раза. В известном смысле Аристотель нащупывал в своих текстах о метафизике начала структурной лингвистики, стихийно (по принципу народной этимологии) связывая философские и грамматические категории. Философы и грамматики разделились позже на реалистов и номиналистов, спор которых не завершен и сегодня. Рам говорил о единстве происхождения философемы и лингвемы из психемы глубокого сна. Себя лично он относил к последователям традиции адвайты-веданты, при этом защищал тезис о равнопустотности брахманической мокши и буддийской нирваны. Той же степенью пустотности обладало китайское дао. Рам был уверен, что именно китайская магия в силу своей рафинированной пустотности возобладает над западной каббалистикой и подчинит себе духовный ресурс человечества.
Из новых западных философов он выделял как наиболее абстрактных Гегеля с его «духом» (как отражением платоновской «идеи» глубокого сна в сновидном уме — нусе) и Ясперса, у которого экзистенция выражала «идею» на уровне бодрого эго. В символической мандале учений эта линия философского гнозиса была привязана к анахата-чакре (сердце) как полюсу бодрствующего познавания. Линия Платон — Аристотель увязывалась с аджна-чакрой (центр лба) как центром чистой идеи глубокого сна. Вишуддха-чакра (горло), связанная с познанием во сне, корреспондировала с парампарой
[64] Упанишад по линии Шанкарачарья — Махадеван — Раматамананда. Тысячелепестковая сахасрара-чакра (макушка) связывалась с линией Будда — Лао-цзы, представляя запредельность праджняпарамиты
[65] четвертого состояния.
Рам считал, что наиболее продвинутые гуру в истории человечества никогда не были известны широким кругам, оставаясь в тени, ибо в силу своего совершенства по части мирской отстраненности не афишировали своих знаний:
— Те гуру, о которых мы знаем, уже в силу своей открытости миру не являются совершенными…
Высшие учителя-риши абсолютно скрыты, анонимны, но с ними можно установить медитативную связь. Риши работают на канале крайне высокой частоты и начинают поддерживать йогина в приближающихся к самадхи состояниях. Нуль-энергетический feed-back
[66] со стороны анонимных риши может сопровождаться курсом интуитивного обучения эфирным истинам, позволяющим совершенствовать медитационную технику. В рамовском поле в самом деле как будто ощущалось некое безвидное присутствие анонимных сущностей тайного собора, удерживающих тонкое медитационное поле планеты до дня великой космической катастрофы, после которой души праведников окончательно освобождаются от последствий кармы текущей кальпы
[67] и достигают махасамадхи
[68]. Рам постоянно поддерживал отдельных людей медитативным импульсом, как бы замыкая их в нуль-энергетическое кольцо небесного Ришикеша — града божественных риши.
Инициатическая линия, к которой принадлежал Рам, восходит, согласно традиции адвайты, к самому Нараяне как высшему существу индуизма, передавшему свой гнозис (джняну) богу Брахме (Падмабхуве). Эта божественная наследственность называется дайва-парампара (традиция дэвов). Далее следует риши-парампара (традиция мудрецов-риши), последовательно включающая в себя пять фигур: Васиштху, его сына Шакти и внука Парашару, а также Вьясу и его сына Шуку. Следующая ступень — манава-парампара (человеческая традиция) из трех основных фигур и четырех дополнительных. К основным относятся: Гаудапада (Шри Гаудападачарья, VI век), его ученик Говинда Бхагаватпада и ученик последнего Шанкара Бхагаватпада (Ади Шанкарачарья, начало VIII века).
